Леонид Муханов - В страну ледяного молчания

Красная пристань оживляется задолго до отвала ледокола. Пришли школьники, разглядывают ледокол, примостившись на ящиках и бочках, зарисовывают в тетради отдельные части судна. Подходят рабочие, грузчики, матросы. Пристань заполнена пролетарской толпой. На палубе весь экипаж и пассажиры, даже кочегары повылезли. Крики, лай собак, гудки пароходов.

Вдруг все смолкает: оркестр заиграл Интернационал. Начальник экспедиции О. Ю. Шмидт, всегда такой спокойный, уравновешенный, хочет говорить, но не может начать, — овации провожающих смущают его.

— Товарищи! Сегодня мы покидаем последний форпост материка. Мы уходим в далекий путь завоевывать Арктику и подчинять ее капризы воле могучего рабочего класса, направленной к развитию Советского Союза.

Слова правительственного комиссара жадно ловятся толпой. На пристани тишина. Из последних рядов, пробиваясь локтями, бесцеремонно проталкиваются стремящиеся слышать.

— Отправляясь в далекий путь, в полярный бассейн, — продолжает тов. Шмидт, — мы не будем одиноки, не будем чувствовать отчужденности от происходящей великой стройки. Нас посылает советское правительство, за работой экспедиции будет следить пролетариат всего мира… Если раньше Арктика вырывала одну жертву за другой, то это было только потому, что путешественники были одиноки. Мы же едем как северный отряд великой армии труда, неся частицу энергии рабочего класса и его авангарда — коммунистической партии. Мы победим…

Последние слова тонут в приветствиях.

Радостно видеть энтузиазм северян. Север любит море. Север живет им.

— Ура! — несется и с мостика.

Жизнерадостный и молодой крепыш штурман Ушаков с таким же криком рванул шнур. Ледокол с хрипением выдавил первый протяжный гудок. 19 часов 30 минут. Скоро отходим.

Говорит профессор Самойлович:

— Вы — жители края, из которого устремлялись все наши научные исследования. Сотни лет назад поморы отправлялись на север завоевывать ледяные пустыни. Одна из задач нашей экспедиции — ряд научных исследований для развития Северного края и выяснения его экономических возможностей. Мы сейчас еще точно не знаем, — какое значение может иметь то или иное научное открытие нашего похода. Арктика негостеприимна, коварна. Сколько отважных людей погибло в необъятных просторах далекого Севера. И до сего времени в Арктике скрыто много тайн. Социалистическое строительство нашей страны требует от людей науки ответа — что представляют собой эти северные уголки, что может быть использовано для быстрейшего развития нашего хозяйства? Север все еще мало изучен, мы совершенно не знаем, что кроется в недрах его земли. И мы идем за ответом. Правительственная Арктическая экспедиция, уходящая сегодня на Землю Франца-Иосифа и на Северную Землю, поставила перед собой цель взять на учет все острова этой земли и нанести на карту тот большой, незнакомый еще кусок загадочной земли, который в 1913 году был случайно открыт Вилькицким, — к северу от Сибири, за Таймырским полуостровом. На пути к землям Франца-Иосифа и Северной научные сотрудники экспедиции исследуют морских животных, выяснят — какая рыба водится в северных морях. Тот интерес, который сейчас проявляется к изучению Арктики, — делает нашу страну руководящей в области полярных исследований. Наши молодые, готовые к любым лишениям исследователи добьются выполнения пятилетки изучения Севера в два-три года.

Профессор Визе скромно сказал, что, как и прошлогодний поход, экспедиция настоящего года не выходит за границы возможного. Это наша советская будничная, основная работа, которую мы проводим для быстрейшего развития нашей страны. Советское правительство давно уже обратило внимание на вопросы освоения нашего Севера и закрепления границ. В этом году на пути к Северной Земле мы предполагаем открыть новые земли, острова, о которых человечество не знало. Над ними водрузится советский флаг, и они будут включены в территорию Советского Союза. Правительство и Коммунистическая партия, благодаря которым так успешно идут полярные исследования, дают нам, ученым, прекрасное орудие в борьбе со льдом — знаменитые на весь мир советские ледоколы. Мы уезжаем на тысячу миль в ледяную пустыню, но мы будем надеяться, что ни на минуту не оторвемся от Советского Союза.

Второй свисток. Пристань загудела. Замелькали белые платки и кепки. В ответной речи, под несмолкаемые аплодисменты и крики „ура“, представитель крайкома партии объявляет:

— Работая здесь по-ударному, мы и вашу экспедицию причисляем к ударникам науки.

20 часов 30 минут. Продолжительный третий гудок сотряс воздух.

— Отдать швартовы!

                                — Есть швартовы.

Провожающие спешат по штормтрапу на берег. Неожиданно из толпы в первый ряд проталкивается рабочий в черной рубашке, с развевающимися седыми волосами; торопливо обшарив свои карманы, он широко улыбается и кидает через головы какой-то предмет. На верхнюю палубу падает маленький, в красной оправе, перочинный нож.

— От Тронина — столяра. Чем богаты, тем и рады, — пригодится.

Ледокол медленно отваливает. Спущены флаги. Боцман (старший матрос) с вахтенным занялись уборкой палубы. Обступили курильщики.

Оркестр заиграл „Буденного“…

Голов не вешать и смотреть вперед…

У нас на капитанском мостике „смотрит вперед“ лучший капитан северных морей.

— Капитану Воронину счастливого плавания, — отчеканивая каждое слово, выкрикивают студенты и рабочие.

Но капитан не оборачивается: ледокол уже в пути. За кормой ледокола гора вспененной воды.

Кинооператор, браня мешающих, вертит ручку своего аппарата.

Ледокол уже на средине реки. Начинает смеркаться. Последняя остановка в Чижовке. Шум, топот. Что случилось?

Оказалось — поймали „зайца“. Обнаружили его среди нагроможденных тюков и бочек. Ему хотелось участвовать в полярном плавании. Молодой, среднего роста, с большой головой и бегающими маленькими глазками, покрытый сплошь веснушками, втянув голову в сутулые плечи, он виновато прошел в сопровождении штурмана Ушакова к трапу, оглянулся и тоскливо сказал:

— Желаю счастливого плавания…

В 11 часов вечера прошли канал Северной Двины. Вступаем в Белое море (по створам Белой и Черной мудьюжских башен). В море зыбь. На волнах белые гребешки. Пена за кормой ледокола стала гуще и зеленей. Левый берег начал скрываться за горизонтом; оранжевый закат превратился в бледно-лиловый. Впереди, разливая неугасающий желтый свет, показался пловучий маяк. В последний раз взглянули на темные контуры хвойных лесов, на электрические отблески Архангельска.