Лиля Энден - Изменники Родины

Красивые глаза Венецкого потемнели.

— Я… пока не буду подавать в партию…  — проговорил он, и его мягкий баритон прозвучал непривычно глухо.

— Почему это? Думаешь — не заслужил?

Венецкий промолчал.

— Напрасно! — сказал Шмелев, подумавший, что это молчание является знаком согласия, — У нас получается так: карьеристы, шкурники — лезут в партию всеми првдами и неправдами, а честные и дельные люди — скромничают.

Послышался стук в дверь: десятник Козлов пришел к главному инженеру с вопросом о каких-то оконных рамах и прервал разговор на трудную тему. Венецкий поспешил пойти с ним вместе, чтоб самолично посмотреть эти рамы, хотя никакой особенной нужды в этом не было; и по лицу его было заметно, что он очень рад предлогу уйти из кабинета и не отвечать на трудный вопрос, только ли скромность, или еще какая-нибудь причина мешает ему подать заявление в партию.

До конца рабочего дня он все время находился на стройке и в кабинет начальника не приходил.

Мало спали жители Липни в эту короткую, теплую, тихую ночь. Немногочисленные фонари на улицах были погашены; в окнах домов, сквозь разнообразные занавески кое-где проглядывали контрабандные светлые щелочки. На черном безлунном небе мерцали звезды, отражаясь в спокойной глади запруженной Ясны, маленькие домики и развесистые деревья в темноте казались гораздо больше, чем были на самом деле.

Ни одно предприятие не работало, но рабочие и служащие находились на местах своей работы почти в полном составе: никому не хотелось из-за «военной игры» зарабатывать прогулы, которые в то время несоразмерно строго карались.

Большинство этих людей не знало, чем заняться; одни тихо разговаривали, другие дремали. У многих были противогазы, женщины надели на рукава повязки с красными крестами.

Группа молодежи занялась более интересным делом: они задерживали всех, кто вопреки запрету, оказывался на улице.

Некоторые получили задание оборонятьотдельные участки города в случае нападения врага; другие должны были изображать самого врага и нападать на город.

Героем дня была дикторша радиоузла Маруся Макова: ей было поручено объявлять по радио все, что значилось в программе военной игры: воздушные тревоги, десанты условного противника, нападение на город и оборона его, и она заранее торжествовала, репетируя свою роль, самую интересную в предстоящем спектакле.

Марусю Макову знал весь город. Работая табельщицей на льнозаводе, она занималась самодеятельностью и оказалась хорошим организатором. По инициативе райкома комсомола ее перевели работать в районный Дом культуры и по совместительству поручили обязанности диктора и редактора местных радиопередач, время которым было назначено от шести до семи часов вечера.

Прежний диктор ограничивался тем, что монотонным голосом, с запинками причитывал перед микрофоном местную газетку «Коммунистический путь», и его почти никто не слушал.

Но, с тех пор, как за это дело взялась Маруся, — при словах «внимание, говорит Липня» многие стали подсаживаться поближе к своим репродукторам: по местному радио теперь каждый раз передавалось что-нибудь интересное: то выступал хор Дома культуры, то драматический кружок, то баянист Витя Щеминский, то гитарист Калинов, то хор учеников средней школы; даже приезжих артистов Маруся привлекала к работе на радио.

А, если привлечь было решительно некого, — выступала сама Маруся: пела в микрофон популярные песни.

Однажды за исполнение по радио песенки «Как я поехала в Москву» ей «вкатили» строгий выговор и хотели снять с работы, но по единодушному требованию радиослушателей оставили на прежнем месте.

Весь вечер 21-го июня Маруся просидела на радиоузле и, несмотря на воркотню старого радиотехника Михаила Михайловича, то и дело прерывала московские передачи местными сообщениями о ходе военной игры.

Но к полуночи даже ей начало надоедать повторение уже не раз сказанного, и, предоставив микрофон в распоряжение Михаила Михайловича, она принялась читать ратрепанную книжку без начала и заглавия — старинный роман о приключениях какой-то экзотической графини.

В других комнатах, где помещались почта и телеграф, было тихо, по крайней мере, до изолированного, с отдельным ходом, помещения радиоузла, никакого шума не долетало.

Михаил Михайлович передал «последние известия», Красную площадь и Интернационал, закончил передачу и ушел в соседний пустой кабинет, где стоял большой диван; вскоре оттуда донеслось легкое похрапывание.

Ночь брала свое, и Маруся, недочитав объяснения графини с коварным злодеем, также задремала, опустив голову на стол.

— Марусенька! — в комнату вбежал, запыхавшись, моторист льнозавода Андрей Новиков. — Маруся!.. У нас на заводе ребята хотят, чтоб как-нибудь проявить себя… Устрой что-нибудь!..

— А ну тебя, Андрюшка, разбудил! — недовольно проворчала Маруся, лениво поднимая упавшую на пол книгу. — Что у вас там на заводе?… Рабочие все налицо?.. Дежурят?..

— Конечно, дежурят, но…

— Ну, и все в порядке!

— Так скучно же! Спать хочется! Уже многие спят на кипах, — доказывал Андрей.

— Ах, скучно? Спят на кипах? — встрепенулась Маруся. — Ну, подождите же! Я их расшевелю!..

И она взялась на микрофон.

— Внимание! Внимание! Воздушная тревога! — зазвенел ее голос по пустынным улицам. — Вражеские самолеты над территорией льнозавода!.. Они сбрасывают парашютистов!.. Всем дежурным немедленно идти на поиски десантников!.. Пусти, ну тебя!..

Последние слова относились уже не к микрофону, а к Андрею, который с восторженным возгласом: «Ой, Маруська, молодец! Вот здорово!» крепко обнял ее.

Она его толкнула в бок, довольно больно ударила его по рукам, но это было только для вида: она не сердилась, она знала, что курносый, кучерявый Андрюшка влюблен в нее по уши; и он ей нравился, хотя не был красивым, а еще больше ей нравилось его дразнить.

— Марусенька моя! — прошептал Андрей, неловко, но крепко целуя ее. — Ты лучше всех на свете!.. Самая замечательная!..

Маруся милостливо и серьезно позволила себя поцеловать, а затем рассмеялась:

— Самая замечательная? Еще бы! На всем земном шаре такая только в одном экземпляре имеется!..

— А ты меня, все-таки, любишь!..

Андрей сел на соседний стул и перетащил ее к себе на колени.

— Тебя любить совершенно не за что! — заявила Маруся.

— Хоть и не за что, а любишь! Теперь уже никуда не денешься! Возьму и женюсь на тебе!

— Дурачок! Ведь ты же моложе меня на целых три года!.. А главное, чтоб на мне жениться, моего согласия спросить надо!..