Леонид Бежин - Ду Фу

Конечно, подобная праздность - это высшая привилегия, служилое чиновничество, к разряду которого принадлежит и семейство Ду, вряд ли может себе ее позволить. Так же, как и раньше, потомки Ду Юя заправляют делами в городских и уездных управах, составляют бумаги, инспектируют строительство дамб и общественных зданий, совершают далекие служебные поездки. Чиновников в стране не так уж много - полтора процента от всего населения, и поэтому каждому приходится стараться не за страх, а за совесть. Особенно чиновникам низших разрядов и классов (всего этих разрядов - девять, а классов - тридцать), к которым и принадлежат члены семейства Ду. Их дорожное платье вечно покрыто пылью, туфли на ногах стерты и изношены до дыр. Часто из-за обилия срочных дел им приходится ночевать в управе, и они засыпают над бумагами коротким и тревожным сном, чтобы наутро вновь растереть тушь и взять в руки кроличьи кисти. Правда, по танским законам чиновники освобождаются от налогов, но это не слишком большое вознаграждение за изнурительную работу. Лишь с тяготами воинской службы можно сравнить труд мелкого чиновника, а воин в Китае - это тот же крестьянин. Недаром те, кто несет службу в далеких пограничных гарнизонах, сами обрабатывают землю и сеют рис, а по сигналу тревоги берутся за оружие.

УТРО В ДОМЕ ГОСПОДИНА ДУ СЯНЯ

Раннее утро. В доме господина Ду Сяня готовятся к первой трапезе, слышен плеск воды в ручных умывальниках, на кухне звенит посуда, в печи полыхает огонь, шипит масло на сковородах и доносится запах жареного. Служанки убирают в сундуки постели, проветривают комнаты, стирают пыль с мебели. Во дворе кричит горластый петух и лают собаки. Маленький Ду Фу, уже причесанный и одетый, открывает раздвижные двери комнаты, в которой он спал, и идет по дому. Множество самых разных предметов вызывает его любопытство, и он тянется к низкому резному столику с чайными принадлежностями, долго смотрит на топчан с фарфоровым изголовьем, рассматривает украшенные рисунком ширмы, тростниковые циновки, устилающие пол, и заклеенные прозрачной бумагой окна. На переплетах окна покачивается тень бамбука, растущего перед домом. Солнечные лучи проникают сквозь бумагу, отражаются в бронзовом зеркале, лежащем на туалетном столике, в приподнятой крышке лаковой шкатулки, в которой хранятся оставшиеся после матери вещи - длинные заколки для волос, костяной гребень, румяна и пудра. Отец не разрешает Ду Фу прикасаться к этим вещам, но сам часто берет их и тяжело вздыхает. После этого он ведет сына к поминальным табличкам, на одной из которых начертано имя матери, и читает вслух стихи:

Ступени у входане знают следов привычных,Но в роще деревьякак будто хранят твой взгляд...

Многое в доме напоминает о почтенной госпоже Ду и словно бы хранит ее добрый взгляд и улыбку. Госпожа Ду умерла несколько лет назад, когда ее первенец еще не умел ходить, и потому Ду Фу не помнит матери. Лишь рассказы отца и погребальный портрет, написанный здешним художником, помогают ему представить ее облик, но отец рассказывает о ней не так уж часто, а портрет чем-то отпугивает мальчика. Изображенная на нем женщина кажется чужой и незнакомой, настолько сухи и безжизненны черты ее лица, бесцветны глаза, мертва улыбка. Погребальный портрет похож на страшную маску, которыми пугают детей бродячие циркачи и фокусники, поэтому Ду Фу старается подолгу не оставаться у поминальных табличек - его влекут другие уголки дома. Например, парадная комната, где отец обычно принимает гостей. Эта комната застелена лучшими циновками, обшитыми узорной тканью, украшена высокими ширмами, дорогой посудой, аквариумами с рыбками, а для особо почетных гостей даже куплено несколько стульев, к которым обитатели дома еще не успели привыкнуть, потому что стулья лишь недавно появились в обиходе знатных семейств. В доме принято по-прежнему сидеть на полу, поджав под себя ноги, но маленький Ду Фу любит забираться на стул, такой высокий, что кажется, будто находишься на вершине горы. Правда, взрослые редко позволяют ему сидеть на стуле: во-первых, они опасаются, что мальчик может упасть, а во-вторых, они ревностно следят за порядком в парадной комнате, и каждое утро служанки здесь с особой тщательностью выбивают циновки, протирают от пыли фарфоровые вазы на лаковых столиках и возжигают благовония в бронзовых курильницах. От Ду Фу требуется много изобретательности, чтобы ускользнуть из-под надзора служанок и вскарабкаться на стул, а если это все же не удается, он тайком отправляется в другой уголок дома, где тоже немало интересного, - в кабинет отца.

В кабинете - залежи книг. Ду Фу не раз доводилось видеть, как отец достает из футляров накрученные на сандаловые палочки свитки, благоговейно разворачивает их и читает нанесенные на золотисто-желтую бумагу значки. Ду Фу не знает, что они означают, но ему необыкновенно нравится сам вид этих значков, а также запах благовоний, пропитывающих бумагу, костяные застежки на футлярах и блеск хрустальных наконечников на сандаловых палочках. Загадочные значки кажутся ему похожими то на тигриные когти, то на луковицы, то на изъеденные гусеницами листья. Когда-нибудь отец расскажет Ду Фу, что именно так называются различные стили написания иероглифов - «письмо тигриных когтей», «письмо упавших луковиц» и «письмо листьев, изъеденных червями», а пока господин Ду Сянь лишь издали показывает ему свои книги, не позволяя брать их в руки. Так же бережно относится он и к другим принадлежностям «кабинета ученого» - кистям из кроличьей шерсти, изящно отделанным тушечницам и пластинкам застывшей туши. Ду Фу любит смотреть, как отец откалывает кусочек туши, растирает ее на специальном камне, смачивает водой, а затем окунает в нее кисть и быстрыми движениями пишет иероглифы. Прямая черта... наклонная черта... точка... причудливый крюк, и вот уже столбцы иероглифов заполняют лист бумаги справа налево. Выглядывая из-за плеча отца, Ду Фу испытывает чувство восхищения и зависти. Неужели когда-нибудь и он сумеет писать иероглифы! Ему хочется, чтобы этот желанный миг наступил скорее, от нетерпения он тянется к руке отца, сжимающей кисть, и тот сажает на бумагу большую кляксу. Господину Ду Сяню приходится взять новый лист бумаги, а сына выпроводить из кабинета. Грустный и обиженный, Ду Фу отправляется на женскую половину дома, надеясь там найти себе развлечение.

На женской половине все утопает в запахах: и лаковые коробочки на туалетных столиках, и цветы в фарфоровых вазах, и бронзовые курильницы, в которых тлеют угольки сгоревших благовоний. Попавшему сюда может показаться, будто он дышит не воздухом, а нектаром. Это ощущение возникает оттого, что даже стены и перегородки комнат пропитаны благовониями, женщины прячут в складках одежды мешочки с ароматическими веществами, принимают горячие ароматизированные ванны и разговаривают друг с другом не иначе, как держа во рту кусочки душистого мускуса или алоэ. Ду Фу, конечно же, нравятся приятные запахи, и он с удовольствием останавливается возле цветочных ваз, коробочек с бальзамами и эссенциями и засовывает палец в пасть бронзового льва, из которой тянется синеватый дымок. Комната матери закрыта - в ней никто не живет, и Ду Фу лишь заглядывает туда сквозь щелку. За опущенными занавесками царит полумрак, едва слышно звенит сверчок, забравшийся в невидимую щель. Ду Фу становится грустно, и он бежит в комнаты, где живут его бабушка, тетушки и другие родственницы по линии отца. Любопытство мальчика вызывают пятнистые тигриные шкуры, навесы и пологи, украшенные перьями зимородка, разноцветные опахала и веера. Все это интересно потрогать и подержать в руках, хотя у тигриных шкур такой угрожающий вид, что к ним лучше не приближаться. Зато хранящуюся в узорном футляре цитру Ду Фу без всякой опаски берет в руки и самозабвенно колотит по струнам, воображая, будто из-под его пальцев рождается мелодия. Домашние же затыкают уши от его игры и торопятся отобрать инструмент. «А что, если маленький господин отправится погулять во двор?» - говорит малышу одна из служанок.