Белла Ахмадулина - Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной

1916

ТЕБЕ ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ

Тебе тринадцать лет. О старость этихДвух рук моих! О добрый мир земной,Где детские уста всех арифметикТринадцать раз смеются надо мной!Я путаюсь в тринадцати решеньях —Как весело! Как голова седа!Тринадцать пуль отлей мне, оружейник,И столько ж раз я погублю себя.О девочка, ребенок с детским жестом,Привставшая над голубым мячом,Как смело ты владеешь вечно женскимИ мудрым от рождения плечом.Я возведен — о, точность построенья! —Причудой несчастливого числаВ тринадцатую степень повторенья.О как, шутник, твоя слеза чиста!

1916

СКОРЕЕ — ЗНАМЁНА!

Светает! И огненный шарраскаленный встает из-за моря…Скорее — знамёна!Возжаждала воли душаи, раннею ранью, отвесной тропою,раненой ланью спеша,летит к водопою…Терпеть ей осталось немного.Скорее — знамёна!Слава тебе, муку принявшийи павший в сражении витязь!Клич твой над нами витает:— Идите за мною, за мною!Светает!Сомкнитесь, сомкнитесь, сомкнитесь!Знамёна, знамёна…Скорее — знамёна!

13 марта 1917

ОРЛЫ УСНУЛИ

Вот сказки первые слова:Орлы уснули, как орлята, —И у орлов в часы закатаКо сну клонится голова.

Орлы, прошу вас, не теперь,Нет, не теперь смежайте очи!Но спите — и огонь средь ночиПоходкой женской входит в дверь.

В дверь ваших гор и облаковКулак оранжевый стучится,И знает, что беда случится,Семейство прозорливых сов.

Но спите вы, как детвора,Там, в ваших сумерках неверных,И трубы ваших снов военныхМолчат, не говорят: «Пора!»

О пламя, не обидь орла!Спасутся маленькие птахи,Меж тем как обгорят на плахеДва величавые крыла.

Но поздно! Перья их на третьОжог губительный отметил.Не дай мне Бог, как птицам этим,Проснуться, чтобы умереть.

С веселой алчностью ордыПлясал пожар, и птиц оравыВзлетали, и у вод Арагвы[6]Поникли головой орлы.«Я видел ворона. ДрожаОт низости, терзал он тело,Что брезговать землей умелоИ умерло», — сказал Важа[7].

1918

ПОЭЗИЯ — ПРЕЖДЕ ВСЕГО

О друзья, лишь поэзия прежде, чем вы,Прежде времени, прежде меня самого,Прежде первой любви, прежде первой травы,Прежде первого снега и прежде всего.

Наши души белеют белее, чем снег,Занимается день у окна моего,И приходит поэзия прежде, чем свет,Прежде Свети-Цховели [8]и прежде всего.

Что же, город мой милый, на ласку ты скуп?Лишь последнего жду я венка твоего,И уже заклинанья срываются с губ:Жизнь, и Смерть, и Поэзия — прежде всего.

12 декабря 1920

НАТЭЛА ИЗ ЦИНАНДАЛИ

Я птицей был, мне разрешалось,Как в небо, ринуться в силок.Я ринулся — и всё смешалось:Натала, Цинандали[9], жадностьК тебе, о виноградный сок.

Зачем я вырвался, Натэла?Зачем освободил крыла?Когда я вышел, ночь светлела,Была уже светлым-светла.

Уже рассветный ветер дунул,И птиц возникли голоса,И я о Тинатин подумалИ к небу обратил глаза.

А в небе было звезд так мало,Так нежно было и светло,Там всё качалось, уплывалоИ повториться не могло…

1922

ОН И ОНА

Мир состоит из гор,Из неба и лесов,Мир — это только спорДвух детских голосов.

Земля в нём и вода,Вопрос в нём и ответ:На всякое «о, да!»Доносится «о, нет!».

Среди зеленых трав,Где шествуют стада,Как этот мальчик прав,Что говорит: «о, да!».

Как девочка права,Что говорит: «о, нет!»,И правы все слова,И полночь, и рассвет.

Так в лепете детейВраждуют «нет» и «да»,Как и в душе моей,Как и во всём всегда.

1924

ПЛАТАНЫ ШИНДИСИ

Как порядок метафоры прост —Перекличка предмета с предметом.Где один задает свой вопрос,Там другой не замедлит с ответом.

Хитроумный сравнитель, мастак,Без труда разрешал я задачу.Все я сравнивал эдак и такЧто ж теперь о Шиндиси [10]я плачу?

С чем платаны Шиндиси сравню?С чем сравню той поры несравненность?Ее утро, ведущее к дню,Ее детских молитв откровенность?

С чем тебя я сравню, моя мать?Что ж не брошусь я к скважинам, щёлкам,К окнам, чтобы на миг увидать,Как идешь, как белеешь ты шелком?

О платаны в Шиндиси моём!Я не понял закона простого —Да, напомнит одно о другом,Но одно не заменит другого

Так о детстве всерьез и шутяЯ заплакал, отверженный странник.Уж не я, а иное дитя —Его новый и милый избранник.

Нет замены вокруг ничему:Ни пичужке, порхающей в выси,Ни цветку, ни лицу моему,Ни платанам в далеком Шиндиси.

1925

ИЗ РАССКАЗАННОГО ЛУНОЙ…

К реке подходит маленький оленьИ лакомство воды лакает.Но что ж луна так медлит, так лукавит,И двинуться ей боязно и лень?

Ужель и для нее, как для меня,Дождаться дня и на свету погибнуть —Все ж веселей, чем, не дождавшись дня,Вас, небеса грузинские, покинуть?

Пока закат и сумерки длинны,Я ждал ее — после дневной разлуки,И свет луны, как будто звук луны,Я принимал в протянутые руки.

Я знал наперечет ее слова,И вот они:— Полночною порою,В печали — зла и в нежности — слаба,О Грузия, я становлюсь тобою.

И мне, сиявшей меж твоих ветвей,Твоих небес отведавшей однажды,О Грузия, без свежести твоейКак дальше быть, как не устать от жажды?

Нет, никогда границы стран иныхНе голубели так, не розовели.Никто еще из сыновей земныхНе плакал так, как плакал Руставели[11].

Еще дитя — он жил в моих ночах,Но был мне брат, не как другие братья,И уж смыкались на его плечахПрекрасного несчастия объятья.

Нет, никогда границы стран иныхЯ думала, — и, как сосуд, как вазаС одним цветком средь граней ледяных,Сияли подо мной снега Кавказа.

Здесь Амирани [12]бедствие терпел,И здесь освобожден был Амирани,И женский голос сетовал и пел,И царственные старцы умирали.

…Так и внимал я лепету луны,И был восход исходом нашей встречиИ вот я объяснил вам эти речи,Пока закат и сумерки длинны.

1938