Василий Емельянов - С чего начиналось
Читая это, я вспоминал рабочих заводов Круппа, Рохлинга, Демага и многих других, где мне приходилось бывать семь-восемь лет назад. Всегда меня там встречали приветливо, дружелюбно. К Советскому Союзу проявлялись теплые чувства, даже когда Гитлер пришел к власти, хотя тогда это стало уже опасным. Нет, думал я, не мог же Гитлер при всей мощи своей пропагандистской машины сломить симпатии простого немецкого народа и прежде всего рабочих к нашей стране.
Но по сводкам Советского Информбюро чувствовалось и другое: огромное напряжение оборонительных боев, которые вела наша армия с врагом, напавшим вероломно, внезапно, обрушившим на нас удар многих десятков отлично вооруженных дивизий. На отдельных направлениях следовали контрудары частей Красной Армии, противник нес большие потери. «На Минском направлении отбито наступление крупных танковых частей противника», — писала та же газета «Труд» в номере от 28 июня, и на этой же газетной странице была помещена корреспонденция «Боевые эпизоды» из Киевского особого военного округа: «Ожесточенный бой длился вторые сутки. Несмотря на большие потери от меткого артиллерийского, пулеметного и ружейного огня, враг бросал все новые и новые силы, но батальон капитана Бычкова стойко защищал линию государственной границы.
…Исход боя был решен смелым и решительным маневром взвода тов. Гордиенко. Зайдя в тыл врага, бойцы отрезали ему путь к отступлению. Немцы бросали оружие, сдавались в плен».
В газетных заголовках звучала уверенность нашего народа в своих силах: «Победу надо завоевать, победа будет за нами», «Фашизм будет разбит!», «Наше дело правое, победа будет за нами». С первых дней войны в стране ощущался огромный подъем патриотизма и горячего желания миллионов людей сделать все возможное для помощи фронту. На заводах и фабриках, на угольных шахтах и рудниках, на нефтяных промыслах и на железных дорогах проходили собрания и митинги, на которых советские труженики брали новые обязательства: «Дадим Родине еще больше нефти, с временем считаться не будем!» «В военное время — работать с удесятеренной энергией!» — заявляли стахановцы механического цеха московского завода «Борец». И такими заметками пестрели все газеты.
«…В русском человеке, — писал в эти дни в «Правде» в статье «Что мы защищаем» известный советский писатель Алексей Толстой, — есть черта: в трудные минуты жизни, в тяжелые годины легко отрешаться от всего привычного, чем жил изо дня в день. Был человек — так себе, потребовали от него быть героем — герой. А как же может быть иначе…»
И как бы подтверждая эту мысль, «Правда» уже в следующем номере сообщала, что женщины — служащие заводских контор стали инициаторами движения за овладение профессией мужей, чтобы заменить призванных в армию и работать у станков. Другие девушки изъявили желание стать донорами, пошли на курсы медсестер. Даже дети просили в грозный для Родины час предоставить им работу.
Мне был близок патриотический порыв советской интеллигенции, ученых. К ученым всех стран направили Обращение наши академики во главе с президентом Академии наук В. Л. Комаровым. Обращение подписали сорок два академика. Они обратились ко всем ученым мира, ко всем друзьям науки и прогресса с призывом: сплотить асе силы для защиты человеческой культуры от гитлеровских варваров.
«…В этот час решительного боя, — говорилось в письме, — советские ученые идут со своим народом, отдавая все силы борьбе с фашистскими поджигателями войны — во имя защиты своей Родины и во имя защиты свободы мировой науки и спасения культуры, служащей всему человечеству».
Среди академиков, подписавших Обращение, я встретил ряд знакомых, в частности, знаменитого хирурга Николая Николаевича Бурденко.
С Бурденко я впервые встретился в 1939 году во время финской кампании, в вагоне поезда Ленинград — Москва. Мы случайно ехали в одном купе и разговорились.
Он очень заинтересовался устройством танков и расспрашивал меня, насколько они обеспечивают защиту бойца. И, наконец, с мягкой и грустной улыбкой добавил:
— Таким образом, вас также надо отнести к категории врачей, вы занимаетесь, так сказать, профилактикой ранений. Ну, а я хирург, я обязан спасти раненого, залечить его раны. И все-таки война — это ужасное предприятие, — с гримасой боли на лице заключил он тогда нашу беседу.
Среди подписавших Обращение находился и выдающийся ученый, геолог В. А. Обручев, лекции которого я слушал, еще будучи студентом Московской горной академии, здесь были и всемирно известные физики П. Л. Капица, А, Ф. Иоффе, а также другие крупнейшие ученые.
По всей стране на митингах люди выражали свое негодование по поводу вероломного нападения гитлеровской Германии. Весь Советский Союз быстро превращался в единый сплоченный военный лагерь.
День третьего июля 1941 года
Тревога нарастала. Я запомнил начало июля как раз именно таким: опасность все увеличивалась, но многие из нас далеко еще не осознавали масштабы опасности, нависшей над Родиной, над каждым из нас. Оставалось еще немало всякого рода иллюзий, надежд, контуры реальной угрозы были нечеткими. Но все вскоре прояснилось.
1 июля на первых страницах газет было опубликовано сообщение об образовании Государственного Комитета Обороны (ГКО). В нем говорилось, что ввиду создавшегося чрезвычайного положения и в целях быстрой мобилизации всех сил народа СССР для отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, Президиум Верховного Совета СССР, Центральный Комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР признали необходимым создать Государственный Комитет Обороны. В руках этого Комитета сосредоточивалась вся полнота власти в государстве. Все граждане и все партийные, советские, комсомольские и военные органы обязаны были беспрекословно выполнять его решения и распоряжения.
Читая это сообщение, я впервые почувствовал всю серьезность положения.
2 июля, на одиннадцатый день войны, мы все еще мало знали о действительном положении на фронтах. В газетах содержались только короткие сообщения об упорных боях. Весь день второго июля прошел в совещаниях, и я вернулся домой очень поздно. Утром меня разбудила взволнованная жена, ее только что предупредили:
— Скорее включайте радио, будет выступать Сталин. Сон как рукой сняло, когда я услышал это.
— Наконец-то! Что же он скажет? И тотчас же мы услышали: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры!
Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»
Форма обращения была необычной, так же как и интонация голоса. Мы слушали, затаив дыхание, не пропуская ни одного слова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});