Афанасий Белобородов - Прорыв на Харбин

Заместителем комиссара нашей пехотной школы был Иван Иванович Левушкин, старый коммунист. У него мы учились тому, чего не найдешь в учебниках, учились, например, всегда подтверждать свое слово делом. Обещал что-то, хотя бы мимоходом, - умри, но выполни обещанное. Иван Иванович подготовил многих из нас к вступлению в ряды Коммунистической партии. В 1924 году, по ленинскому призыву, и я был принят кандидатом в члены РКП (б).

В Иркутске 9-ю пехотную школу знали все жители от мала до велика. Курсанты активно участвовали во всех общественных делах, показывали пример на "красных субботниках", наиболее подготовленные выступали на предприятиях как агитаторы, вели кружки военного дела на заводах и в школах. И когда в праздничные дни наши роты "рубили шаг", люди кричали: "Браво, "девятка"! Молодцы!" Между тем первые месяцы в школе, как я ни старался, складывались для меня трудно, и вот почему. Хотя сидел на первой парте, а все равно слышал преподавателя плохо. Помучился, помучился я так - и пошел в медпункт. Осмотрел меня доктор и говорит: "Здоров как бык, а уши никуда. Молодой человек, ваши уши не вылечишь. Придется вам распроститься с надеждой стать командиром". Не знаю уж, откуда у меня взялись в этот поистине страшный для меня миг хладнокровие и рассудительность, но я убедил доктора не отмахиваться от меня, а лечить. Стали меня лечить, временами слух улучшался, но в целом я мучился с ушами очень много лет. В 1928 году в Ленинграде один видный профессор-ушник предложил мне операцию. Однако его ассистент, осмотрев меня вторично, сказал, что успех такой операции весьма проблематичен - один процент из ста. Добавил, что организм у меня крепкий, он должен сам перебороть болезнь. И в самом деле, спустя два года я и забыл про глухоту.

В 1924 году Иркутскую пехотную школу расформировали, и заканчивали мы учебу в Нижнем Новгороде, в 11-й пехотной школе. На втором курсе я почувствовал, что усилия, которые затрачивал на усвоение азов военного дела и общеобразовательных предметов, стали приносить заметные плоды. Правила и формулы, заученные наизусть, приобретали все больший смысл, я откровенно радовался, находя новые логические связи в вещах, казавшихся ранее разрозненными. Стремление к зубрежке, возникшее по необходимости, от нужды, из-за слабой общей подготовки и физического недостатка, хорошо развило память. А так как запомнить все, сколько ни старайся, нельзя, память сама стала выделять главное, удерживать его в себе не только при работе с книгой, но и в живом повседневном деле. Много лет спустя, когда мне довелось работать начальником штаба 43-го стрелкового корпуса, я с благодарностью вспоминал этот, так трудно доставшийся мне опыт. Возьмем, к примеру, документальное оформление приказа. Командир его отдал, сообразуясь с конкретной обстановкой. Но иногда эта обстановка меняется очень быстро, и если начальник штаба нерасторопен, если не приучил себя на лету схватывать идею командира, оформлять ее в письменном приказе и немедленно доводить до частей и соединений, то может сложиться очень трудное положение. Во-первых, успеет измениться сама боевая обстановка, а во-вторых, длительное оформление приказа отберет у войск время, необходимое для подготовки к его выполнению.

Разумеется, подобные вопросы встают перед молодым командиром далеко не сразу после выпуска из училища. Однако фундамент для правильного их решения закладывается в основном еще в курсантские годы. И надеяться на то, что кто-то и когда-то научит тебя работать над собой, научит целеустремленности и самодисциплине, не следует. Старшие товарищи могут помочь выработать эти качества, но главным был, есть и будет самостоятельный труд. "Познай самого себя", - говорят в таких случаях. Научись управлять собой, тогда научишься руководить и подчиненными. Истина старая, но тем не менее чрезвычайно актуальная и по сей день.

9 апреля 1926 года нам, группе выпускников Нижегородской пехотной школы, были вручены партийные билеты. Прошло с тех пор более полувека, но я помню не только день и час этого торжественного события, но и слова, которые помощник начальника школы по политчасти Крайнев сказал мне в напутствие. Оно было душевным и строгим, как и сам этот старый коммунист. И впоследствии, когда случались у меня тяжелые дни, напутствие Крайнева и обещание, которое я ему дал, помогали принять верное решение.

В сентябре 1926 года у нас состоялся выпуск - вчерашние курсанты стали командирами Красной Армии. Я получил назначение во 2-ю Приамурскую стрелковую дивизию, в 6-й Хабаровский стрелковый полк, дислоцировавшийся в районе города Благовещенска. Встретили меня очень хорошо, и в первый же день, принимая на партийный учет, секретарь партбюро полка Владимир Николаевич Богаткин рассказал мне о боевой истории полка и всей дивизии.

Полагаю, что и самый молодой из моих читателей слышал песню, которая начинается с куплета:

По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед,

Чтобы с бою взять Приморье

Белой армии оплот.

Эта песня была посвящена 2-й Приамурской стрелковой дивизии, а слова про "штурмовые ночи Спасска, волочаевские дни" имели прямое отношение к боевым действиям 4-го Краснознаменного Волочаевского, 5-го Амурского и 6-го Хабаровского полков.

Дивизия формировалась из партизанских отрядов в боях с интервентами и белогвардейцами. Сначала, ранней весной 1920 года, 4, 5 и 6-й полки, тогда еще не имевшие почетных наименований, вошли в состав 2-й бригады 1-й Амурской дивизии, затем бригада была развернута во 2-ю Амурскую дивизию, а еще позже, весной - летом 1922 года, после ряда переформирований, - во 2-ю Приамурскую стрелковую дивизию{1}. Наш полк участвовал во многих славных боевых делах, но самыми крупными из них были два штурма - волочаевский и спасский. Впоследствии Маршал Советского Союза В. К. Блюхер, руководившей в феврале 1922 года штурмом Волочаевки, писал:

"11 февраля атака Волочаевки была возобновлена, но убийственный артиллерийский и минометный огонь и проволочные заграждения опять остановили нас. 12-го вновь пошли в атаку, прокладывая свой путь через проволочные заграждения кто лопатами, кто штыком. Командиры шашками рубила заграждения, бойцы рвали проволоку руками, оставляя на ней кожу, рвали ее тяжестью своего тела. И когда в решающий момент боя единственный наш бронепоезд выпускал последние свои снаряды, а единственный танк "Рено" двигался на проволоку, сразу же подбитый противником, бойцы с криком "Даешь Волочаевку!" ворвались в расположение белых. 12 февраля станция и поселок Волочаевка была нами заняты. Противник, неся большие потери, бежал в сторону Хабаровска".

В заключение этой статьи В. К. Блюхер писал: "Как со взятием Перекопа был нанесен сокрушительный удар врангелевщине, удар на юге, так под Волочаевкой был нанесен окончательный удар белогвардейщине и интервенции на Дальнем Востоке. Волочаевская эпопея показала всему миру, как умеют драться люди, желающие быть свободными..."{2}.