Павел Алёшин Алёшин - Юрий Сёмин. Народный тренер России

Сёмин и в страшном сне не мог себе представить, что его, основоположника и, как раньше говорили, «организатора самых больших побед» клуба, когда-нибудь могут выставить за порог не за понюшку табака, отнимут любимое дело, которое он поднял в «Локомотиве» на европейский уровень, которое считал делом всей своей жизни.

Однажды я возвращался с командой из очередного удачного выезда в розыгрыше Кубка обладателей кубков и в самолете поинтересовался у главного тренера железнодорожников: «Чем вы займетесь после выхода на пенсию?»

— Какая пенсия?! О чем вы говорите?! — Брови Сёмина полезли кверху. — Если почувствую, что успешным тренером быть уже не могу, уверен, мне не откажут в должности какого-нибудь вице-президента, в которой я останусь полезен клубу — своим опытом, идеями его дальнейшего развития, их у меня накопилось немало.

Увы, вопрос оказался пророческим. В год 60-летия, наступления пенсионного возраста Сёмина уволили из «Локомотива».

Я был близок, вхож в локомотивскую кухню около 40 лет, с тех пор как в 1968 году получил приглашение составлять программки к матчам команды. Довелось общаться с некоторыми руководителями Министерства путей сообщения, Московской железной дороги, людьми с огромным опытом работы на транспорте, но по отношению к футболу болельщиками, простыми, незамысловатыми, во многом дилетантами. Они всей душой переживали за «Локомотив», правда, не очень понимая глубинную суть процесса работы с командой, снабжали тренеров и футболистов деньгами, квартирами, черными «Волгами», взамен требуя: вынь да положь высокое место. А когда их терпение кончалось, из команды гнали взашей не только посредственных тренеров, но и таких глыб, как Якушин и Бесков: нет результата, и ступай себе с миром.

Казалось, что в новом «Локомотиве» времен не только Сёмина и Филатова, но и Конарева и Паристого, Аксененко и Фадеева прежний, порой неоправданный, волюнтаризм давно ушел в прошлое, о котором и вспоминать-то нет смысла. Однако действительность, как говорится, превзошла все ожидания, а своей жестокостью и неправедностью затмила все, что «Локомотиву» довелось пережить прежде. В прежние времена тренеров команды увольняли за отсутствие результата, а в XXI веке все встало с ног на голову. Иезуитскими методами вытравили из клуба тех, кто принес «Локо» российскую и европейскую славу, завоевал два чемпионских титула, четыре Кубка России, доводил до инфаркта поклонников мадридского «Реала», миланского «Интера», других европейских грандов. Но все эти незаслуженные происки, подковерные интриги самодовольных чинуш не смогли лишить Юрия Сёмина главного — народного признания, любви футбольных болельщиков.

ГЛАВА 2. РАБОЧАЯ ЗАКАЛКА

— Я не стал выдающимся игроком, хотя, наверное, был все-таки повыше среднего уровня, мне так думается, — размышляет Сёмин о своем футбольном прошлом. — Отличался выносливостью, играл больше за счет характера. Проигрывать даже незначительные единоборства не любил, бился, цеплялся за мяч до конца, что было сил.

Ему самому, как говорится, виднее, но страницы отчетов о матчах с участием Сёмина, мнения специалистов представляют спектр его футбольных достоинств гораздо шире. Правда, при обсуждении кандидатур для ежегодной классификации «33 лучших» фамилия Сёмина хоть неоднократно и всплывала, но так ни разу в списке лауреатов сезона и не появилась. Однако любая классификация отражает чьи-то субъективные взгляды и, составленная иной группой специалистов, вполне может кардинально отличаться от предыдущей. А например, то, что сам Константин Бесков признавал в Сёмине классного игрока, стоит, наверное, дороже, чем почетный, но порой конъюнктурный официоз руководящих футбольных органов.

Чтобы понять характер, природу футбольного дарования Юрия Сёмина, несгибаемости его характера, следует обратиться к детству, юности в его родном Орле.

Главным примером для маленького Юры был его дед Илья Никифорович, поскольку всегда находился перед глазами. Отец, Павел Ильич, работавший водителем у секретаря райкома КПСС, уходил из дома в шесть утра, возвращался ближе к полуночи. А дед сапожничал на дому, обувал не только свою, но и все близлежащие улицы.

«Работал он запоем; часто чуть ли не сутками, — вспоминает Сёмин. — Так же потом и гулял. Получит деньги за сделанную работу и два-три дня где-то пропадает. Был любимцем женщин. Бабушка его страшно ревновала. И было за что. Или если отцу по осени выпадали выходные, они с дедом отправлялись на охоту — в доме всегда были гончие, легавые собаки».

Маленький Юра часами наблюдал за работой деда, помогая ему по мере надобности и невольно приучаясь к мастеровому ремеслу, вообще к труду. А вот другую, «теневую» сторону дедовой жизни он не видел, не знал, не понимал, а потому перенял у него только главное.

Хозяйством Сёмины располагали обширным. Родился Юрий в Оренбурге, в котором Павел Ильич проходил воинскую службу. Сыну исполнилось три года, когда семья переехала на окраину Орла, где жили почти все родственники отца, который собственными руками построил для своих домочадцев большой деревянный дом. На краю сада при этом доме находилась небольшая лужайка, на которой ребята гоняли мяч.

«На каждый "матч" Юра приносил из дома, заводил и ставил на яблоню старенький будильник, однако чаще всего в азарте игры его, звонящего, глушили и матч продолжался много дольше 90 минут», — вспоминает друг Сёмина с ранних лет замечательный русский актер Валерий Баринов.

На целую улицу у них был всего один мяч, хранившийся у Юры дома, — привилегия, которую не получить ни за какие заслуги, кроме футбольных. Этим почетным правом он невероятно гордился. Двери его дома практически не закрывались. Сёмины были хорошо известны в округе, главным образом благодаря мастеру сапожных дел Илье Никифоровичу, которого привыкли звать попросту Илюхой. По ассоциации с ним и младший Сёмин получил прозвище Юха, которое сохранилось за ним потом даже в местной команде мастеров.

— Мы жили в соседних домах на окраине Орла. Как говорится, огород к огороду, — продолжает Баринов. — В школе Сёмин всегда играл за более старших ребят. А во дворе специально сколачивал команду из маленьких пацанов и пытался обыграть нас, здоровых балбесов. Это ему часто удавалось. Как-то раз, придя во двор, я с удивлением обнаружил довольно симпатичную рамку, сбитую из деревянных жердин. До этого штангами ворот у нас служила одежда, а перекладина и вовсе отсутствовала. Сёмину это надоело, и он в два счета смастерил настоящие ворота.