Ирина Рубанова - Владимир ВЫСОЦКИЙ

Кинематограф и театр не отставали. Бывшие фронтовики сняли свои первые фильмы: Григорий Чухрай — «Сорок первый» и «Балладу о солдате», Василий Ордынский — «Человек родился», Станислав Ростоцкий — картины «Земля и люди», «Дело было в Пенькове». Шофер Румянцев Алексея Баталова, сталевар Саша из «Весны на Заречной улице», сыгранный Николаем Рыбниковым, стали выразителями времени. По всему миру пожинала лавры лента Михаила Калатозова и Сергея Урусевского «Летят журавли». Таинственная, раскосая Татьяна Самойлова металась вдоль школьной решетки, не в силах пробиться к уходящему умирать Борису; и в Париже, Риме, Лондоне люди плакали, сострадая оборванной любви.

А по вечерам, когда кончались спектакли в театрах, на тесной сцене зала Школы-студии, студентом которой был Владимир Высоцкий, молодые актеры играли пьесу молодого же драматурга Виктора Розова «Вечно живые». Постановка принадлежала артисту Детского театра Олегу Ефремову, в ролях выступали Галина Волчек, Евгений Евстигнеев, юное создание по фамилии Табаков. Энтузиасты по ночам готовили спектакль, по ночам его и играли. Себя они гордо называли Студия «Современник». Через год Студия стала театром под тем же названием. На спектаклях студийцев в зале часто появлялся Евгений Урбанский, как и ефре-мовцы, выпускник мхатовского училища. Высокий, плечистый, с копной пшеничных кудрей, он притягивал к себе взгляды: в его облике были надежность и душевное здоровье. Он только что снялся в «Коммунисте» Юлия Райзмана, и сцена, в которой его Губанов в одиночку валит лес, всколыхнула воспоминания о золотом веке советского кино.

Высоцкий любил Урбанского. Урбанский пел, хорошо владел гитарой. Юный Высоцкий знал его репертуар и нередко пел «под Урбанского». Еще три-четыре года спустя можно было услышать магнитозаписи Высоцкого, владельцы которых пребывали в уверенности, что поет Урбанский: Высоцкого пока мало кто знал.

Еще в училище он освоил гитару и начал сниматься.

Говоря о своей работе в кино, Владимир Высоцкий называл такие цифры: снимался в 24 фильмах, в 12 исполнял главные роли, для 10 написал песни. (На самом деле, если скрупулезно сосчитать все его выступления в кино, наберется 30 фильмов.) Некоторые из них — на памяти. Их показывает телевидение, повторно демонстрируют кинотеатры — часто на афишах значится: «по заявкам зрителей». Те из фильмов, где он занят всего в нескольких эпизодах, вспоминаются с трудом.

До «Вертикали» (1966 г.) — первой картины, где он в числе главных действующих лиц,— Высоцкий успел поучаствовать без малого в десятке фильмов.

В некоторых, как, например, в «Стряпухе» или «На завтрашней улице», у него небольшие эпизоды. При желании, вглядываясь особо тщательно, можно понять, немного дофантазиро-вав, что за люди его персонажи. В других, появившись на общем плане или — ненадолго — на крупном, он для зрителя не успевал стать человеком, оставшись случайно промелькнувшим лицом, частью фона, не более того.

Иногда первые, пусть небольшие, пусть крошечные киновыступления артистов, ставших впоследствии известными и популярными, смотрятся с острым интересом: любопытно обратным, ретроспективным взглядом попробовать различить в несмелом дебютанте черты будущей примечательной индивидуальности.

Первые съемки Высоцкого такого интереса, пожалуй, не представляют. В сущности, каждую из этих ролей мог сыграть любой другой актер. Впрочем, заметно, что и Высоцкий, снимаясь в фильмах «Карьера Димы Горина», «Сверстницы», «Увольнение на берег», оглядывался на кинематографических фаворитов, шел не от наблюдения и собственного взгляда, а от популярных образцов, то есть к самостоятельности пока не стремился. Утверждать сейчас обратное было бы отступлением от правды. Высоцкий не нуждался в комплиментах-подачках ни тогда, когда только начинал, ни тем более теперь, когда мы знаем, какой путь он прошагал от сияющих плакатными улыбками добровольцев трудового фронта и вертлявых весельчаков к острым, смелым образам Ибрагима, Дон Гуана, фон Корена, Жег-лова. Если и любопытно сегодня смотреть его первые фильмы, то, наверное, для того только, чтобы наглядно убедиться, как упрямо искал артист свой материал, как настойчиво выявлял мысль, с каким старанием оттачивал технику.

С дипломом об окончании Школы-студии он пришел в Московский театр им. А. С. Пушкина, что на Тверском бульваре. На этой сцене в течение двух лет играл ...Лешего в «Аленьком цветочке» С. Аксакова, перебрался ненадолго в Каретный ряд — в Театр миниатюр, которым тогда руководил Владимир Поляков.

Когда в апреле 1964 года в Театр драмы и комедии главным режиссером был назначен Юрий Любимов, Высоцкий пришел проситься на Таганку. Его будущая партнерша А. Демидова вспоминает, что когда в первый раз увидела Высоцкого, он улыбался во все лицо. Стоял на лестнице в фойе театра и пел — не кому-то, а вообще всем, всему миру — о цветах на нейтральной полосе. Осенью он уже играл в брехтовском «Добром человеке из Сезуана».

«Некоторые склонны считать, что без Высоцкого не было бы Театра на Таганке»,— в беседе с ним сказала одна иностранная журналистка.— «Это Высоцкого не было бы без Таганки!»— пылко возразил актер. Разговор происходил в 1973 году.

А весной 64-го невысокий, ладный, распевавший от счастья паренек стоял у порога своей большой судьбы.

Чем жило искусство Владимира Высоцкого?

Увиденным, узнанным, пережитым — такова вообще основа творчества.

Сделанное Высоцким на сцене, экране, эстраде отмечено сквозным свойством: оно узнаваемо, часто и общеизвестно. Но в его воплощении (сочинении) знакомое явлено такой внезапной неожиданностью поворотов, связей, превращений, вырвано из привычного контекста вспышками такого резкого, белого-белейшего, лобового, как говорят операторы, света, что узнаваемое узнается как будто впервые. Оно покоряет одно* временно и тем, что знакомо, и тем, что будто только рождено. Личный опыт Высоцкого в его работах преломляется оптикой оригинальнейшего восприятия.

В сценическом поведении открытый, душа нараспашку, он на самом деле не любил откровенничать о себе, не выносил, когда его к тому принуждали. «Я не люблю, когда мне лезут в душу»,— строчка из его стихов.

И был он неистово, обескураживающе искренен. Здесь нет противоречия: Высоцкого-художника воодушевляло то, что касалось всех или, по крайней мере, большинства; он избегал (не исключено, что даже и стеснялся) оглашать то, что касалось его одного. Он щедро делился своими убеждениями и чувствами, но сведения о себе давать не любил. Когда отдельные частности прорывались, срабатывал художнический такт. Бывало, что над штришками и фактиками своей частной жизни, ставшими достоянием досужих слухов, он весело подшучивал, но бывало, и сердито насмешничал над любителями такие фактики выуживать.