Александр Таланов - Нансен

Усадьба Сторе-Френ ничем не отличается от других хуторков, плотным кольцом окружающих Христианию. Постройки крыты такой же красной черепицей и так же утопают в зелени елового леса. Но слово „усадьба“, пожалуй, звучит слишком громко для клочка земли, на котором умещаются лишь обветшалый дом, коровник и хлев. Правда, раздолье вокруг! Рядом бежит стремительная горная речка, в прохладной воде ее обилие форелей. А за холмами видны башни старинной крепости, она у самого берега неоглядного моря.

Если же забраться на Трювандский холм, то перед взором откроется Нормаркен — страна скалистых гор и непроходимых лесов, где среди дикой природы можно вволю насладиться жизнью Робинзона Крузо. Но, разумеется, без ружья делать там нечего.

Вот почему Фритьоф уединился на мансарде дома в усадьбе Сторе-Френ — мастерит ружье для охоты на зверей и птиц в нормаркерской чаще. Уже почти все готово. Обрезок водопроводной трубы — ствол ружья — он набил порохом, извлеченным из фейерверочных гильз.

И приступил к испытанию.

Фритьоф чиркнул серной спичкой о стекло окна. Поднес ее к запальнику в стволе. Но фейерверочный порох не вспыхнул. Пришлось зажечь другую спичку и еще две. И вдруг оглушительный взрыв! Вдребезги разлетелись стекла окна. Мансарда наполнилась удушливым дымом. Лицо изобретателя, опаленное, с крупинками пороха в коже, окрасилось кровью.

Таким увидела сына фру Нансен, вбежав на мансарду. Любая мать на ее месте остолбенела бы от испуга. Но фру Нансен никогда не терялась.

— Открой глаза, Фритьоф! — твердо произнесла она. — Видишь?

— Да, мама.

— Глаза, значит целы. Не бойся!

— Я не боюсь, мама.

— Больно?

— Очень!

— Терпи, пока вытащу крупинки. Вон сколько их попало под кожу!

Умелые руки у фру Нансен! Легче переносить боль, когда чувствуешь прикосновение таких решительных, заботливых рук. Фритьофу очень хотелось плакать, но он не издал ни стона, ни жалобы, пока мать извлекала проклятые порошинки.

— Теперь отправляйся в кабинет отца. Посиди там спокойно, пока утихнет боль. А я тут займусь уборкой… — сказала фру Нансен по окончании операции.

Ни слова упрека не услышал сын от матери. Наоборот, вдогонку донеслось:

— Возьми из буфета конфет…

Фритьоф любил бывать в кабинете отца, где царил какой-то особый, строгий порядок и где ни один предмет не походил на вещи, которыми пользуются прочие люди. Тут было много любопытного: блиставшая медью раздвижная подзорная труба, деревянный музыкальный ящик с заводной ручкой и стальными зубчатыми пластинами, часы с кукушкой, которая каждые полчаса выскакивала „аружу, взмахивала крылышками и громко куковала.

Со стен комнаты строго глядели потемневшие, писанные масляными красками портреты. То были предки отца, о жизни которых семейное предание хранило подробности, волновавшие воображение.

Вот знаменитый Ганс Нансен. Фритьоф чуть побаивался острого, прямого взгляда своего прапрадеда, но он не мог не любоваться его черным бархатным камзолом с белым жабо и медалью с изображением короля, висевшей на золотой цепи.

Этот поистине замечательный человек жил в Дании в середине ХУП века. Уже с юности отличался он поразительной настойчивостью, твердостью характера и жаждой деятельности. Шестнадцати лет от роду совершил сказочное по тому времени путешествие на корабле на самый край света — в далекое Белое море. Ганс Нансен выучил русский язык, пешком прошел от Кольского полуострова через всю Московию до города Ковно и только оттуда отправился на родину.

Отец с гордостью рассказывал детям историю прославленного предка. Право, можно было позавидовать, сколь много тот путешествовал и. сколь много преуспел в своей жизни. Датский король Христиан IV назначил молодого Ганса Нансена (тогда ему исполнился только 21 год!) начальником экспедиции, посланной за пушным зверем на Печору. Сам русский царь Михаил Федорович проведал о смелом мореплавателе и поручил ему обследовать беломорское побережье.

Много лет плавал Ганс Нансен по разным морям и за это время написал книгу „Компендиум космографикум“. Экземпляр ее, в числе других семейных реликвий, Бальдур Нансен бережно хранил в особой шкатулке. Показывая эту книгу, отец говорил, что когда-то она была настольной у моряков и даже у простых граждан. Почему? Потому, что в ней собраны всевозможные знания по астрономии, физике, географии, истории и другим наукам, а также имеются таблицы высоты небесных светил, приливов и отливов, восхода и захода солнца и другие полезные сведения.

— Труд этот свидетельствует о всеобъемлющих знаниях нашего великого предка! — с чувством произносил Бальдур Нансен и, обращаясь к детям, добавлял нравоучительно: — Вы, мальчики, Фритьоф и Александр, должны во всем следовать примеру своего прапрадеда. Помните, он был не только выдающимся мореплавателем и ученым, но являл также образец гражданских доблестей. Жители Копенгагена избрали его своим первым бургомистром. Ганс Нансен оправдал их доверие, как честный, деятельный градоправитель. А в войну Дании со Швецией он выказал и военные таланты: под его водительством копенгагенцы героически выдержали осаду и штурм города.

— Значит, и мы датчане? — спросил Александр, младший брат Фритьофа.

— Нет! Уже мой дед Ангер Антоний Нансен переселился в Норвегию и положил основание норвежской линии нашего рода. А отец мой Ганс Сейердаль был пламенным патриотом, борцом за освобождение Норвегии от подчинения Швеции. Увы! Родина и поныне находится в зависимости от соседнего государства.

А вот и портрет бабушки Фритьофа в небольшой овальной рамке. Красавица Венделия Христиана Луиза знала много языков, обладала поэтическим дарованием.

Слушая рассказы отца, Фритьоф старался представить людей, портреты которых видел: ученые, путешественники, государственные деятели и простые, честные граждане — они беззаветно любили и прославляли родину. Примером своей жизни они звали на подвиг и указывали путь, по которому должно следовать. Люди эти оживали в воображении Фритьофа и как будто обращались к нему, своему потомку: „Продолжай дело нашей жизни! Исполни то, что мы не успели свершить в свой век“.

— „Когда лист на дубе становится в мышиное ухо, форель клюет на муху“, — так говорил мне Оле Кнуб. Тот самый Оле Кнуб, что живет в долине Серке в Нормаркене.

— Неужели ты собираешься в Серке, Фритьоф?

— Форелей наловим уйму! Будем жарить прямо на углях.

— Далеко! Родители нас не отпустят.

— Эх, Александр, всегда ты робеешь. Читал я в одной книге… Понравилось, даже выучил наизусть. Погоди, вспомню… Вот: „Драгоценный камень не блестит без шлифовки, а человек не достигает совершенства без испытаний“. Это надпись в китайском храме Неумирающей гармонии.