Чосон. Последняя династия Кореи - Пак Ён Су
Реальная власть перешла к двум сильнейшим военачальникам – Чхве Ёну и Ли Сонге и в этом дуумвирате[12] Чхве считался старшим. На этом основании последующие действия Ли Сонге нередко трактуются как предательство (противопоставление благородного Чхве коварному Ли очень популярно среди сценаристов), но на самом деле то было не предательство, а конфликт политических интересов. Кстати говоря, современные авторы нередко пытаются выставить в хорошем свете Ли Инима, опираясь на то, что все хроники, рассказывающие о его черных делах, составлялись при чосонских правителях, которые всячески пытались оправдать смещение Ли Инима и последовавшее за ним свержение У-вана заботой о народном благе. Что ж, вполне возможно, что составители хроник порой сгущали краски, но общий ход событий они все же исказить не могли.
Несколько отрубленных голов не могли решить накопившиеся проблемы. Требовались очистка государственного аппарата от ставленников Ли Инима и пересмотр прав на владение землей (некоторые из клевретов Ли Инима ухитрялись прибирать к рукам целые уезды, а то и не один). Но Чхве Ён, судя по всему, не задумывался о коренных реформах, а безвольному и неумному У-вану они тем более не были нужны.
Союз Чхве Ёна и Ли Сонге оказался непрочным и недолговечным. Он распался в том же 1388 году, когда Чхве Ён приказал Ли Сонге и еще одному военачальнику Чо Минсу вытеснить минские войска с Ляодунского полуострова[13].
В наше время Чхве Ёна назвали бы «ястребом», поскольку он предпочитал действовать решительно и настойчиво, делая ставку на напор. А вот Ли Сонге был прирожденным дипломатом, привыкшим тщательно обдумывать свои действия. Он возражал против войны с Мин по нескольким причинам. Во-первых, империя Мин была гораздо сильнее и, расправившись с монголами, могла обрушиться на Корею всей своей мощью, выстоять против которой вряд ли бы удалось, особенно с учетом японской угрозы – те непременно ударили бы в спину в самый тяжелый момент, такого случая они упустить не могли. Да и вообще нападение меньшей нации на большую шло вразрез с конфуцианскими установками, которых придерживался Ли. Во-вторых, Ли считал, что нельзя развязывать военные действия в разгар сельскохозяйственных работ, поскольку этим можно спровоцировать голод. Третьей причиной стал надвигающийся сезон муссонных дождей. Высокая влажность представляла для войска двойную опасность – стрельба из луков становилась менее эффективной, поскольку древесина и тетива набухали и теряли свою упругость, а, кроме того, жара и влажность благоприятствовали распространению инфекционных болезней.
Возражение Ли Сонге были резонными и подавляющее большинство современных историков согласны с тем, что у корейцев не было возможности вернуть Ляодун, но Чхве Ён считал иначе и его мнение оказалось решающим, поскольку он занимал должность главнокомандующего и пользовался поддержкой придворных сановников, старавшихся сохранить свои головы на плечах.
История знает множество примеров того, как от опасных соперников избавлялись, посылая их на верную смерть. Не исключено, что тайный смысл плана Чхве Ёна заключался в том, чтобы погубить Ли Сонге. Одержать победу Ли не мог, так что вариантов было два – или он погибает в одном из сражений, или возвращается в столицу с позором и будет обезглавлен по обвинению в пренебрежении или измене. Тем не менее, Ли и Чо пришлось выступить в поход.
Дойдя до острова Вихва[14], военачальники окончательно убедились в том, что порученное им дело безнадежно ввиду многократного численного превосходства китайцев. Ли Сонге выступил перед войском с призывом повернуть обратно, который также был поддержан Чо Минсу. Большинство командиров, недолюбливавших Чхве Ёна за его диктаторские замашки, согласились с Ли Сонге, а солдаты лишь подчинялись приказам. Войско повернуло обратно и быстрым темпом пошло на столицу. Так родилась легенда о «коварном» Ли Сонге, предавшего своего «отца-командующего» и «подарившего» китайцам Ляодун.
Семидесятилетний Чхве Ён пытался сопротивляться, засев в королевском дворце, но сторонников у него было мало, к тому же его люди стали переходить к Ли Сонге, победа которого не вызывала сомнений. После взятия дворца Чхве был сослан в Коян[15] и там, вдали от столицы, предан казни. Известно, что Чхве, считавший свою казнь проявлением великой несправедливости, предсказал, что, в память о содеянном, на его могиле никогда не станет расти трава. Удивительно, но так оно и вышло – трава на его могиле не росла до благоустройства, произведенного в 1976 году, ввиду чего, из-за красного цвета почвы, ее прозвали Чокбун[16].
Свергнутого с престола У-вана постигла та же судьба – он был убит в ссылке, а на престол Ли Сонге усадил его семилетнего сына Чхан-вана и стал править государством от его имени, опираясь на мелких и средних землевладельцев, которым импонировали конфуцианские взгляды нового правителя. Ли стремился к восстановлению справедливости и наведению порядка в государстве, лежащие в основе конфуцианства, не только из гуманистических, но и из-за чисто практических соображений, поскольку долговечным может быть только то государство, опоры которого прочны.
То, что Ли Сонге не взошел на престол после свержения У-вана, свидетельствует о некоторой шаткости его положения во второй половине 1388 года и о его умении дожидаться наилучшего момента, которое, как известно, является оборотной стороной мудрости. Определенную опасность для Ли Сонге представлял и Чо Минсу, недаром же говорится, что в одном ущелье двум тиграм тесно. Но уже в 1389 году Чо Минсу был отстранен от дел и сослан (надо ли упоминать о том, что в ссылке он был убит?), и то же самое произошло с Чхан-ваном, которого Ли Сонге сместил под предлогом его низкого происхождения – вспомним о монахе Синдоне,– но сам пока престол занимать не стал, а возвел на него сорокачетырехлетнего Конъян-вана. Он был дальним потомком вана Синджона, правившего во второй половине XII века. Родство в седьмом поколении никогда прежде не давало прав на престол, но у Ли Сонге не нашлось более подходящей кандидатуры в «заместители». Он уже приступил к проведению земельной реформы и не хотел напрямую связывать это неспокойное дело со своим именем, поскольку в начале еще не было ясно, каким выйдет конец, ведь реформа ударяла по интересам крупных землевладельцев-латифундистов[17], пользовавшихся большим влиянием.
Суть земельной реформы заключалась в пересмотре прав на владение землей. Первым делом Ли Сонге вернул правящему дому многочисленные поместья, находившиеся в собственности буддийских храмов и монастырей. Надо уточнить, что, при всем своем конфуцианском мировоззрении, Ли Сонге чтил Будду (хотя бы на людях) и не выступал против буддизма, но ему хотелось
