Иван Толмачев - В степях донских

В Новочеркасск со всех сторон России потянулись встревоженные революционной бурей капиталисты, помещики, разного рода дельцы, коммерсанты. В «поисках точки опоры» хлынули на юг изгнанные из многих войсковых частей генералы, офицеры, надеясь найти убежище у донского атамана.

Войсковое правительство разослало по станицам, хуторам, полкам тысячи агитаторов, которые выступали против Советов и большевиков. На майданах, собрав станичников, они превозносили седую казачью старину.

Даже атаман Каледин не вытерпел и в августе 1917 года, усевшись в автомобиль, запылил по донским степям, стал выступать на собраниях, заклиная хлеборобов не слушаться вредной агитации большевиков, держаться дальше от Советов: от них-де вся эта анархия и беспорядки. Атаман просил казаков соблюдать дисциплину и недвусмысленно намекал: если придется наводить порядок в стране, «лечить больных демократией», он обратится к ним, вольнолюбивым казакам, и они обязаны помочь войсковому правительству.

В противовес мутному потоку контрреволюционной шумихи наша партийная организация широко развернула большевистскую агитацию. Для проведения этой работы привлекли всех наиболее подготовленных коммунистов, профсоюзный актив, а также солдат-фронтовиков.

В конце концов войсковое правительство разрешило проведение в станице Каменской окружного съезда крестьян для решения волнующего вопроса — о земле. Собственно, правительство рассчитывало использовать съезд для того, чтобы показать всю несостоятельность притязаний крестьянства на донскую землю.

И вот в станицу со всех сторон Донецкого округа съехались выборные представители. В зале женской гимназии негде упасть яблоку: гудит, полнится взволнованным гомоном, словно потревоженный улей, море голов. В сизом махорочном дыму — цветистое месиво новых сатиновых рубах, пиджаков, солдатских гимнастерок, суконных поддевок, роскошных — во всю грудь — седых бород, сверкающих потом лысин. По правую сторону, впереди (и здесь не хотят уступить!), васильковой полянкой пестрят новые казачьи фуражки. Лихо взбиты пышные чубы. На первых рядах блестит золото погон и крестов — места офицеров, почетных гостей.

Рядом со мной брат Петр. Он является выборным представителем от крестьян Лукичевской волости. Чуть дальше — Щаденко. Внешне спокоен, но по глазам, резким жестам рук видно — волнуется.

Вдруг в зале нестройно захлопали, затопали ногами, пошел гомон по рядам: на невысокой сцене за столом появился окружной атаман полковник Михайлов, члены гражданского комитета. Под такие же жидкие, вразнобой,  хлопки избрали президиум. Когда избранные, поднявшись с мест, направились к сцене, по залу загулял шумок: среди них в основном оказались богатеи да офицеры.

Председатель предоставляет слово для доклада депутату Государственной думы Семену Мазуренко. Это меньшевик, известный богач. Выбор властей пал на него не случайно. Мазуренко — старый, хитрый волк, прекрасно понимает крестьянскую душу и умеет играть на самых чувствительных ее струнах.

Затянутый в щегольской офицерский мундир, при полных регалиях и сабле, под малиновый перезвон шпор он величаво проплыл по залу. Взобравшись на трибуну, выпрямился, привычным взглядом окинул людей и, гордо вскинув убеленную сединами гриву, уверенно начал речь-песню:

— Хлеборобы! Граждане великой свободной России!

И пошел колесить в словесном экстазе по изболевшимся душам депутатов, расплавляя их захватывающими обещаниями. Не выдержали, размякли черствые крестьянские сердца, навернулись слезы на глаза. В молчании благоговейно замер зал, и лишь изредка, сквозь восторженные всхлипы, неслось растроганным шепотом:

— И-и-и-и-х, как он выкладывает!

А песня все лилась: «...Великая революция... свобода... равенство... Мы, патриоты, горячо любящие многострадальную мать-родину, обязаны бороться за ее интересы до победного конца!»

Внезапно при последних словах оратора поднялась чья-то могучая сутулая фигура, и громовой бас похоронил песню оратора:

— Про землю... про землю нам скажи! Как воно будэ?

Разом рухнуло все. Закричали, загрохотали стульями, замахали руками:

— Землю нам даешь!

— Долой болтуна!

— Хватит нам войны: сыты по горло!

Мазуренко сменяет другой краснобай — эсер Манохин. С трибуны снова полились заклинания.

Но выкрики не умолкали. Зал раскололся. Одна часть — иногородние — требовали: «Долой войну, даешь землю!», другая часть, побогаче — казаки поддерживали оратора.

Щаденко поднял руку. В президиуме это ясно видели, но делали вид — не замечают. Тогда он встал и внятно произнес:

— Прошу слова!

После минутной заминки председательствующий задал вопрос:

— Вы, гражданин Щаденко, от кого являетесь представителем?

— От партии большевиков.

— А все ж таки, яснее... Потому как раньше вас поступило предложение дать слово от казачества вахмистру Гугуеву.

О мест, где сидели иногородние, раздались дружные крики:

— Слово Щаденко!

Казачья сторона требовала:

— Не давать! Пускай гутарит Гугуев!

А к сцене уже пробирался меж рядами вахмистр — высоченного роста детина с русой, в просяной веник бородой старообрядца. Кашлянул с достоинством, мазнул широкой лапищей по усам, начал степенно:

— Станишники! То, што вокруг революция... Советы пошли — пущай! Потому как мы не супротив народной власти... А што касаемо земли — тут обождать малость надо. Где энто, в каком таком законе записано, штобы чужое брать? Разделят помещицкую землю, а потом и за нашу, казачью, примутся. А она кровушкой добыта — завоевана!

— До-о-о-лой!!!

Под оглушающий шум Гугуев закончил свою речь и сошел со сцены.

— Щаденко дать слово! Щаденко! — понеслось со всех сторон...

За трибуной Ефим Афанасьевич. Бледное, сухощавое лицо с коротко подстриженными усиками, на скулах играет нездоровый румянец, под выпуклыми дугами бровей сверкают глубоко посаженные глаза.

— Товарищи крестьяне и казаки! — говорит он негромким, глухим голосом. — Прошло больше полгода, как свергнуто царское самодержавие, рухнул трон Романовых. Но что же изменилось за это время? А ничего!  

Фабрики и заводы по-прежнему в руках капиталистов, земля — в распоряжении помещиков. До сих пор льется кровь на полях войны. Кому нужна эта грабительская, братоубийственная бойня? Да вот этим господам — Мазуренкову, Гуденкову, Хохлачеву, Грекову, Скосырскому. — Щаденко указал на передние ряды зала, где сидели именитые гости. — Нужна, чтобы набить потуже свои карманы. А вас, крестьяне, они продолжают кормить обещаниями.