Николай Кузнецов - Крутые повороты: Из записок адмирала

Но судьбе было угодно в силу ряда причин то «поднимать меня высоко, то кидать вниз» и принуждать начинать службу сначала. Доказательством этого является буквально уникальное изменение в моих званиях. За все годы службы я был дважды контр-адмиралом, трижды — вице-адмиралом, носил четыре звезды на погонах адмирала флота и дважды имел высшее воинское звание на флоте — Адмирала Советского Союза[9].

До командирского мостика я проходил службу нормально: вахтенный командир, помощник командира, старший помощник командира крейсера и уже после окончания Военно-морской академии был назначен командовать крейсером «Червона Украина». Три года я буквально наслаждался хотя и тяжелой, но такой приятной обязанностью управлять крупным кораблем[10]. Что может быть лучше, когда чувствуешь, как крейсер, оснащенный четырьмя мощными турбинами, движется по твоей воле в нужном направлении. А когда был приобретен немалый опыт, то и совсем хорошо служилось на корабле, который я за пять лет службы на нем крепко полюбил. В 1936 году о моем перемещении задумалось начальство, а я опасался пуще всего береговой службы в штабе, куда меня собирались перевести.

В книге «На далеком меридиане» я рассказываю, как в один из спокойных дней мирной боевой учебы я получил приказ выехать в Москву неведомо зачем, а оттуда, уже не вернувшись на свой корабль, вылетел в Париж и Мадрид…

За год пребывания в Испании я невольно сроднился с испанскими моряками, участвовал в боевых походах и до конца гражданской войны не мечтал о перемене места службы. Но вот совершился новый и довольно крутой поворот. Вызов в Москву «для доклада», кратковременный отпуск в Сочи и назначение на Дальний Восток. И снова, не сдавая дел своему заместителю, я спешно выехал во Владивосток. Резкий подъем, как у водолаза, всегда опасный и связанный с большой нагрузкой, совершился не по моей воле. Мне ничего не оставалось, как выполнять приказ. Всего несколько месяцев пробыл я в должности замкомфлота, и состоялось назначение на должность командующего огромным Тихоокеанским флотом. А тут еще известные хасанские события в 1938 году[11] и напряженное положение на границе с Японией.

Конечно, опыта и знаний было недостаточно. Пришлось компенсировать количеством рабочих часов. Был тогда холост. Мог по 18—20 часов в сутки мотаться на кораблях, катерах, машине и самолетах по необъятному дальневосточному побережью от Владивостока и до Камчатки. Помнится, неохотно ехали в те годы командиры в необжитой еще край, но и они, ближе познакомившись с Дальним Востоком, не хотели уезжать оттуда. Так было и со мной. Владивосток находится на широте Ниццы, там растут виноград и яблоки всех сортов, а какие красивые золотой осенью сопки с пожелтевшими или красными огромными кленовыми листьями. Просторы, просторы… И это не может не захватить того, кто любит Родину природу, — а моряка в особенности. Кто не совершал поездок или полетов через нашу страну, тот не прочувствовал ее величия.

Неожиданно летом 1938 года вспыхнули хасанские бои. Сохранились в памяти встречи с В.К. Блюхером[12], Г.М. Штерном[13] и другими военачальниками. В те дни мы вместе опасались, как бы конфликт не разгорелся в настоящую войну с Японией. Войска дали решительный отпор провокации, и мы опять занялись мирной учебой. А до сих пор, помнится, как в одно утро с дымкой и небольшим туманом в море мы с С.Ф. Жаворонковым[14] — командующим ВВС флота ожидали на сопке Тигровой возможного налета. Я вспомнил Испанию и Картахену и думал о повышенной готовности. Пожалуй, именно в то утро родилось убеждение принять какие-то меры и создать систему оперативных готовностей. Как это пригодилось в роковую ночь на 22 июня 1941 года!

И вот снова крутой поворот. Создается отдельный Наркомат ВМФ. Я вхожу в Главный военно-морской совет и в декабре выезжаю в Москву на совет и, как делегат от Приморья, — на XVII съезд партии.

После съезда совершился еще более неожиданный для меня крутой поворот. Ночной вызов к Сталину. Разговоры о флоте. На следующий день я был назначен первым заместителем наркома ВМФ. Наркома не было. На мои плечи легла огромная ответственность. Едва я вошел в курс дела, как в конце марта 1939 года по указанию ЦК КПСС я вместе со Ждановым[15] выехал во Владивосток. Нам было поручено убедиться, пригодна ли для строительства крупного порта бухта Находка. Вернувшись 25 апреля, я буквально через два дня был назначен наркомом ВМФ. И снова произошло у меня большое продвижение по службе. Требовалось много, очень много работать. На службу я всегда приходил ровно к 9 часам, а уходил далеко за полночь. Были молодость, здоровье и желание сделать как можно больше.

Фашисты уже бряцали оружием. Инициатива СССР противопоставить агрессору союз антивоенных сил осталась без должного внимания. Англия и Франция соблазнялись направить острие войны на Восток. Пусть, дескать, гроза выльется на Востоке, а они будут судить и рядить, когда дело пойдет к развязке. Мне это хорошо известно. Я входил в состав советской военно-морской миссии и наблюдал, как неохотно, тягуче-медленно шли переговоры с англичанами и французами. Когда стало очевидно, что договор они заключать не собираются, потребовался решительный шаг по дипломатической линии. Инициативу проявили немцы. Наше правительство заключило договор с Германией… Мы выиграли почти два года, в течение которых было сделано много, и это повлияло на исход войны. Я не без опасения задумываюсь над тем, как невыгодно могли сложиться события, если бы пришлось вступать в войну в 1939 году[16].

У меня, молодого тогда наркома ВМФ, были такие же молодые командующие, как и я сам, не имеющие боевого опыта, но все с полным напряжением сил готовили подчиненные им флоты к войне. «Борьба за первый залп» — так можно охарактеризовать предвоенные два года — 1939— 1940-й. В чем суть этого лозунга? Опасность внезапного нападения — к чему было достаточно оснований — на флоте сознавали все и поэтому проводили сотни учений по быстрому повышению готовности на случай неожиданной войны. Оглядываясь назад, вижу немало ошибок и недоделок со своей стороны, но задним числом всегда видится больше и лучше. Как флоты встретили нападение фашистов и как они воевали, рассказано в мемуарах. Пусть об этом сказано неполно и субъективно. Здесь речь идет о другом.

Волею судьбы, волною вынужденных перемещений и без особого личного стремления я к началу Великой Отечественной войны оказался на вершине иерархической лестницы в Военно-Морском Флоте — наркомом ВМФ в звании адмирала. Убежденный сторонник последовательного продвижения по службе, я повышался чересчур быстро, перескакивая некоторые инстанции и не выдерживая даже минимально положенного времени на некоторых должностях. Так, мне не пришлось командовать соединением кораблей и служить на штабной работе в центральном аппарате, подготавливая себя к должности наркома. Это, бесспорно, недостаток, который я сознавал, пытался компенсировать его подбором опытных людей в свои заместители и чаще советовался с ними. Это оказывало положительное влияние, если заместителем работал такой на редкость нечестолюбивый и порядочный адмирал, как Л.М. Галлер, и несколько иначе было, когда моим первым заместителем был образованный, но довольно честолюбивый адмирал И.С. Исаков[17]. Первый отдал себя целиком флоту и бескорыстно помогал, второй, помогая, требовал за это платы и при случае мог подставить ногу, о чем я откровенно писал, вспоминая один разговор в кабинете И.В. Сталина в 1946 году. Тогда Сталин прямо в его присутствии указал на И.С. Исакова, как на адмирала, настроенного властолюбиво против меня, а тот, смутившись, должен был выдержать при мне это замечание.