Борис Соколов - Михаил Тухачевский: жизнь и смерть «красного маршала»

По распространенному в роду преданию, фамилия Тухачевские происходит от названия деревни Тухачевское. Будто бы все тот же Василий Васильевич Темный пожаловал некоего Богдана Григорьевича «волостью Тухачевский стан». Верится, честно говоря, с трудом. Ведь, как правило, деревню называли по фамилии помещика, а не наоборот. И очень уж сомнительно существование славного мадьяра графа Индриса. Здесь Тухачевские отнюдь не оригинальны. Когда в 1686 году вместе с Толстыми и Тухачевскими родословные росписи подали еще 540 служилых (не княжеских) родов, только 35 признали свое исконно русское происхождение. Остальные же в качестве родоначальников указали именитых иноземцев из Пруссии и Польши, Литвы и Венгрии, Англии и Швеции, Франции и Сербии, Золотой Орды и «Туреции», «из гор черкасских» и Персидского царства. Справедливости ради надо заметить, что если не большинство, то очень значительная часть российских дворянских родов, включая, наверное, и все 35 «исконных», а также почти все княжеские, происходили от пришельцев — варягов-руси, Рюрика с дружиной. Однако в конце XVII века норманнской теории происхождения русских князей еще не существовало. Родословная «Бархатная книга» русского дворянства, для которой и собирал родословные росписи Разрядный приказ, считала Рюрика потомком в 14-м колене брата римского императора Августа, легендарного основателя Прусской земли Пруса. Наверное, найдется мало русских (да и не только русских) столбовых дворянских родов, где в качестве основоположника не фигурировал какой-нибудь мифический иностранец. Вот Бестужевы, например, считали своим предком некоего англичанина Беста явно из лучших побуждений («best» по-английски и значит «лучший»). Но в данном случае выдает фамилия. «Бестужий» по-древнерусски значило то же, что современное слово «бесстыжий». Очень уж хотелось облагородить прозвище-фамилию, да еще и удревнить род, что, между прочим, имело не последнее значение при местнических спорах о получении должностей («мест») на государственной службе, когда учитывалось происхождение и служебное положение предков. Видно, и с Тухачевскими и графом Индрисом была точно такая же история.

В этом имени действительно можно уловить германский корень. В русских летописях и грамотах мы найдем несколько реально существовавших лиц с похожим именем Индрик, причем почти все они — выходцы из Скандинавии. Так, в конце XVI века упоминаются шведские воеводы Индрик Ирик (Хейндрек Эйрик) и Индрик Бискупов, разбитые русскими казаками, а еще ранее, во время Ливонской войны, последний магистр Ливонского ордена Готгарс Кетлер прислал в 1558 году к Ивану Грозному некоего Индрика, пытаясь достичь мира. Не исключено, что предок Тухачевских и Толстых тоже был скандинавского происхождения и носил имя Хейндрек. Затем нанялся на службу к какому-то феодалу в Великом княжестве Литовском, и в Литве его имя приобрело литовское окончание, а на Руси трансформировалось в Индроса-Индриса. Но вот откуда его потомки приобрели фамилию Тухачевские? Ведь она действительно редкая, и все ее носители в конечном счете принадлежат к одному и тому же роду.

Сразу отмечу, что что-то венгерское при желании в ней можно расслышать. Хотя бы по аналогии с венгерским городом Мохач. Только на самом деле это название тюркское, от побывавших на территории Венгрии половцев (можно вспомнить и боснийский Бихач — наследие Оттоманской империи). Так что Индрис или его потомки могли породниться с литовскими татарами (а, возможно, уже на Руси — с выходцами из Золотой Орды) или с потомками хазар — караимами, составлявшими гвардию литовских князей. Сама форма окончания фамилии также указывает, что ее носители были выходцами из Литвы, как и князья Массальские, Трубецкие, Глинские. Как и другие перешедшие в православие польские и литовские шляхтичи, Тухачевские быстро обрусели, и в XVI веке, когда службу Тухачевских можно уже проследить по разрядным книгам, в этническом отношении вряд ли выделялись из основной массы русского дворянства.

Чтобы покончить с генеалогией, приведу еще одну, на этот раз уж совершенно легендарную версию происхождения графа Индриса. Он, якобы, — прямой потомок одного из предводителей Первого крестового похода графа Фландрского Балдуина, сперва правившего отвоеванной у мусульман Эдессой, а в 1100 году ставшего королем созданного крестоносцами Иерусалимского королевства. Один из его потомков не нашел ничего лучшего как наняться на службу в Литву, где и получил во владение деревню Тухачево, местоположение которой, правда, до сегодняшнего дня так и не установлено.

Николай Николаевич был добрым, но непрактичным человеком. Дочери Екатерина и Ольга утверждают, что отец «был передовых для своего времени воззрений, свободным от дворянской спеси». Что свободным от сословных предрассудков — сомневаться не приходится, поскольку женился на бедной крестьянке. Женился по большой любви, да и было за что любить. Как это произошло, вспоминал доживший до 60-х годов XX столетия Абрам Петрович Косолапов, служивший в Александровском хлебопеком: «Жил в ту пору в нашем селе Княжнино бедный мужик, звали его Петр Прохорович Милохов. И вот у него, у этого бедного мужика, было пятеро дочерей и… все они… были красавицы. Хоть Аксинья, хоть Настя с Ольгой, хоть и Алёнушка… Ну а Мавра, так про эту и говорить нечего, красавица: что ростом, что статностью, что лицом. И разбитная, хоть она и грамоты тогда еще не знала, ну а так, ежели поговорить с кем, то другая грамотная с ней не сравняется… Она работала у Тухачевских в имении, и Николай Николаевич полюбил ее. Бывало, стоит, смотрит на Мавру и всё улыбается… Конечно, старше ее годами, а так сам по себе — ничего, рослый, чернявый, только глаза были какие-то утомленные. Софья Алевтиновна понимала, что ее Коленька влюбился в Маврушу, она ведь женщина была зоркая…» Родители Мавры наверняка радовались, что дочка столь удачно вышла замуж, поднялась из беспросветной бедности к достатку, который Милоховым и не снился. Однако относительное благосостояние Тухачевских сохранялось очень недолго. И виной этому был сам Николай Николаевич.

Ольга Николаевна вспоминала: «Отец не выносил пьянства. Дома никогда не подавалось вино, даже рюмок не было. Он обожал лошадей, бега и скачки». Нелюбовь к спиртному Михаил унаследовал от отца. Всю жизнь пил очень умеренно, предпочитая хороший коньяк. Этим он разительно отличался от многих сослуживцев по русской и Красной армии. Например, прославленный впоследствии маршал Георгий Константинович Жуков в конце 20-х, будучи еще простым командиром полка, получил «строгача с занесением» не только за «аморалку» (тогда за него боролись первая и вторая жены из четырех), но и за столь же банальное пьянство. Им в Красной Армии грешили даже больше, чем в царской. А вот на Тухачевском, как и на его отце, этого греха не было. Только трезвость не спасала Николая Николаевича. Та экономия, что образовывалась благодаря отсутствию трат на спиртное, с большим избытком перекрывалась проигрышами на скачках.