Вадим Парсамов - Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.

Итак, война 1812 года и наполеоновский «миф» стали общими факторами, повлиявшими на нравственный облик целого поколения. Но дальше, по мере того, как это поколение развивалось и мыслило, в нем выделялись яркие личности с особым мышлением и оригинальными идеями. Об этих людях и пойдет в речь в остальных главах.

Считаю приятной обязанностью выразить благодарность Валерии Викторовне Биткиновой за неустанную помощь, оказываемую мне на протяжении многих лет.

Глава первая

«Дети двенадцатого года»

Отечественная война 1812 года, по единодушному свидетельству исследователей, стала отправной точкой в формировании декабристской идеологии. Еще А. Н. Пыпин, один из первых историков декабризма, писал: «Общий ход тогдашней истории и отзывы участников событий указывают источник нового либерального движения в пробуждении национального чувства в эпоху 12-го года и в сильном европейском влиянии, действовавшем на русское общество в течение Наполеоновских войн»[16]. Однако в целом в дореволюционной историографии преобладал взгляд, что не 1812 год, а заграничные походы оказали главное влияние на формирование декабристских идей. Так, например, автор фундаментальной монографии о декабристах, В. И. Семевский, отмечал, что «лучшим университетом явилась для очень многих декабристов Западная Европа, с которою им дали возможность непосредственно познакомиться заграничные походы нашего войска и трехлетнее пребывание целого корпуса во Франции во время ее оккупации иностранными войсками»[17]. И Пыпин, и Семевский каждый по-своему правы. 1812 год сыграл, безусловно, решающую роль в усилении патриотических чувства, а заграничные походы способствовали в первую очередь интеллектуальному созреванию будущих членов тайных обществ.

В советское время декабристы, как и Отечественная война 1812 года, входили в число приоритетных научных тем. Поэтому вполне естественно, что связь между этими темами постоянно подчеркивалась как в декабристоведении, так и в изучении войны 1812 года. При этом если в одних работах лишь декларировалось влияние войны на декабристов в целом[18], то в других, прежде всего Ю. М. Лотмана и А. Г. Тартаковского, весьма плодотворно исследовались частные сюжеты, связанные с походной типографией М. И. Кутузова, вокруг которой сложилась группа либерально мыслящих публицистов, чьи тексты повлияли на формирование декабристской идеологии[19].

Для современных исследований характерно снижение интереса к связи 1812 года и декабристов. Это связано, во-первых, с современной тенденцией изучения войны 1812–1814 гг. в общеевропейском контексте. В этом отношении ее влияние на формирование декабристской идеологии представляется не более как одним из множества частных случаев. Показательно, что в современной энциклопедии «Отечественная война 1812 года и Освободительный поход русской армии 1813–1814 годов»[20] нет статьи «Декабристы». Во-вторых, современное декабристоведение в основном сосредоточено на изучении проблем, связанных либо с военным заговором, либо со следствием. Все это создает иллюзию изученности темы, в то время как реальное изучение не продвинулось дальше общих суждений или исследования отдельных вопросов.

Вообще, проблема влияния на декабристов военных событий 1812 г. представляется еще мало отрефлексированной. Исследователи не продвинулись в этом отношении дальше коллекционирования прямых высказываний самих декабристов на эту тему. Не говоря уже о том, что сами механизмы влияния одного явления на другое еще недостаточно изучены. До сих пор нет четкого представления ни о полном корпусе источников, по которым можно было бы судить о влиянии на декабристов войны 1812 года, ни временной последовательности их высказываний на эту тему.

Так, например, известные слова М. И. Муравьева-Апостола «мы были дети 1812 года», которыми обычно открывается тема «Декабристы и 1812 год», были написаны глубоким стариком в 1870-х гг. и относятся к числу наиболее поздних высказываний декабристов. Это емкая формула открывает перед исследователем возможность двойной интерпретации интересующей нас проблемы. Связь между декабристами и войной может пониматься метонимически (декабристы – участники войны) и метафорически (1812 год как прообраз декабристского движения в целом). Продолжая свою мысль, Муравьев-Апостол перенес пробужденные войной чувство любви к родине и стремление к самопожертвованию на деятельность тайных обществ: «Принести в жертву все, даже самую жизнь, ради любви к отечеству было сердечным побуждением. Наши чувства были чужды эгоизма»[21]. Примерно в ту же эпоху 1870-х гг. Муравьев-Апостол в разговоре с В. Е. Якушкиным утверждал, что «именно 1812 год, а не заграничный поход создал последующее общественное движение, которое было в своей сущности не заимствованным, не европейским, а чисто русским»[22]. При таком взгляде война 1812 года становится уже не этапом в биографиях будущих декабристов, а символом их движения.

Биографическое и символическое осмысление войны 1812 года декабристами отражены в источниках, различающихся по времени создания. Первые создавались во время войны. По понятным причинам их не было и не могло быть много. Наиболее значительные из них – «Письма русского офицера» Ф. Н. Глинки, точнее их часть, которая непосредственно посвящена Отечественной войне 1812 года[23], дневник П. С. Пущина[24] и «Размышления русского военного о 29 “Бюллетене”» М. Ф. Орлова[25]. Более многочисленная группа текстов относится к послевоенному времени. Сразу после войны В. И. Штейнгель написал «Записки касательно похода Санкт-Петербургского ополчения против врагов отечества»[26]. Почти одновременно с этими «Записками» появилась статья Ф. Н. Глинки «О необходимости иметь историю Отечественной войны 1812 года»[27]. К двадцать седьмой годовщине Отечественной войны Ф. Глинка написал «Очерки Бородинского сражения»[28], представляющие собой яркое и увлекательное повествование о крупнейшей битве 1812 года.

Отдельную группу представляют собой воспоминания декабристов, создававшиеся после восстания 14 декабря 1825 г.[29] В них участие в войнах против Наполеона и в тайных обществах представляются как явления одного порядка. Даже в тех случаях, когда эта связь отчетливо не артикулируется, она присутствует как подразумеваемая или сама собой разумеющаяся. 1812 год выступает здесь не просто как факт биографии, а скорее как факт, дающий право на Биографию. И это право, открывшее перед мемуаристом путь в историю, становится не просто аргументом для оправдания дальнейшей политической деятельности, но прообразом самой этой деятельности.