Александр Родимцев - Под небом Испании

– Не знаешь, зачем? – спросил я его.

– Кто его поймет. По-моему, и командир полка сам не знает. Он при мне спрашивал начальника штаба, но тот ничего вразумительного не ответил.

Саша посмотрел на меня и, таинственно улыбнувшись, добавил: «Ведь ты у нас пулеметчик и парашютист». Ничего толком не выяснив, я отправился домой.

На следующий день в пять часов вечера дежурный привел меня к начальнику.

– Подождите. Вас вызовут к комдиву Семену Петровичу Урицкому. – Он указал на стул и ушел.

Кроме меня, в приемной сидели двое военных – майор и капитан – и молодая женщина.

– Зачем вызывают? – спросил я у майора.

Он улыбнулся:

– Сейчас узнаем.

Я почувствовал, что речь пойдет об Испании.

Девять часов вечера. Подошла моя очередь. Встал со стула, мысленно повторил про себя: «Товарищ комдив, старший лейтенант Родимцев по вашему вызову прибыл». Волнуясь, открыл дверь кабинета. Человек в военной форме, с посеребренными висками и красными от бессонницы глазами поднялся из-за стола и подошел ко мне. Пожал руку, предложил сесть.

– Нам известно, – начал он, – что вы более трех лет командуете взводом в полковой школе. Мы согласны, Александр Ильич, удовлетворить вашу просьбу. Поедете в Испанию. Там позарез нужны пулеметчики. Довольны?

– Большое спасибо, – ответил я. – Оправдаю доверие.

– У вас жена и дочка?

– Так точно.

– Придется некоторое время им пожить одним. Будет трудно – поможем. А вам даю сутки на сборы. Готовьтесь. В «Правде» от 1 сентября опубликовано обращение революционной молодежи Испании: «Молодежь мира, слушай!» Читали?

– Да.

– Запомните, туда едут самые лучшие люди, молодежь всего мира. Держитесь, как подобает советскому человеку.

Немного помолчав, он стал объяснять:

– Завтра в 12 часов приходите сюда. Переоденетесь в гражданскую одежду, получите паспорт и в 21 час с Белорусского вокзала отправитесь в путь.

– Мне надо сдать эскадрон, кое-какое полковое имущество, доложить командиру полка об отъезде.

– Вам, товарищ Родимцев, ничего и никому не нужно сдавать и докладывать. И жене как можно меньше говорите. После отъезда мы сами сообщим в полк. С вас все спишут и назначат другого командира. Счастливо, – жмет мне крепко руку Урицкий. – Пропуск отметите в приемной. До свидания.

Домой добрался к ночи. Катя не спала. Ждала. Мне хотелось во что бы то ни стало еще раз прочесть «Правду» от 1 сентября 1936 года. К счастью, она сохранилась, и я еще раз пробежал знакомые строки: «Мы обращаемся к вам от имени всей испанской молодежи, от имени того героического поколения, которое самоотверженно проливает свою кровь на полях Испании для защиты республики и свободы. Мы подверглись нападению. Мы защищались, продолжаем защищаться против нападения на республиканский демократический режим… Молодежь всех стран, мы боремся, как и вы, за счастливую и достойную жизнь, за свободу, за наше право на культуру, за защиту мира на всем земном шаре. Для защиты своих жизненных интересов молодое испанское поколение взялось за оружие… Молодежь всех стран, будь солидарна с испанской молодежью!»

Жена всхлипнула. Она поняла, что моя командировка предрешена.

Были сборы, слезы, наказы друг другу. Что брать с собой, никто толком не знал. Катюша положила несколько носовых платков, одну пару белья, тапочки, мыло, зубной порошок. Фотографии дочурки и жены я бережно спрятал в карман.

На следующий день, ровно в 12 часов, я снова был в управлении. На этот раз разговор со мной вел полковник, от которого я приблизительно узнал цель моей поездки.

– Конкретную задачу, – сказал он, – получите от старшего на месте, а сейчас переоденьтесь и к начальнику явимся.

Здесь же в управлении меня привели в какую-то комнату и сказали: «Вот здесь переодевайтесь».

Гимнастерку, брюки, шапку-ушанку, шинель, сапоги и нательное белье – все сложил в узелок, привязал бирку с надписью: «Ст. лейтенант А. Родимцев 13 сентября 1936 г.» и положил в гардероб.

На диване передо мной лежал новенький однобортный костюм, пальто, белая рубашка с черным галстуком, шляпа, ботинки и носки.

Мне не приходилось ходить в такой одежде. Много труда стоило пристроить непослушный галстук. Узел не поддавался. Галстук вывертывался из рук. Минут двадцать пристраивал его на шею, но так ничего не получилось. Пришлось звать на помощь.

Казалось, все надетое на мне висит мешком, топорщится. Чувствовал я себя как-то неуверенно. Больше всего боялся, что при встрече с военным по привычке возьму руку под козырек.

Таким я и предстал перед комдивом Урицким.

– Ну, вот и камарада Павлито явился. Отныне и до Парижа ваше имя – Павлито. А в Испании – Гошес. Запомните. Ну, а теперь получите документы и деньги на дорогу. Вместе с вами отправится еще один товарищ, ленинградец Николаев.

– Как мы встретимся?

– Он найдет вас на вокзале.

Документы, удостоверение личности, партийный билет комдив предложил сдать. Прощаясь, он крепко пожал руку, пожелал счастливого пути и потом, немного помедлив, добавил:

– Ждем героем на Родину.

– Служу Советскому Союзу!

Уже темнело, когда, получив все документы, я вышел на улицу. В моем распоряжении оставалось совсем немного времени. Квартира была по пути на Белорусский вокзал. Завернул домой. Ирочка играла с куклой. Жена хлопотала по хозяйству, составляла в буфет только что перемытые чайные чашки и рассказывала о последних событиях, которые произошли в нашем доме за день. Оказывается, соседский Вовка на неделю раньше сбежал из пионерского лагеря. А предусмотрительная бабка Пелагея, что живет этажом выше, наварила несколько банок малинового варенья и собирается еще заготовить брусничного.

– Саша! Ты меня совсем не слушаешь, – обиделась жена. – Взял бы и починил утюг. Опять перегорел.

Я отыскал утюг, достал отвертку и принялся за ремонт. Время шло, а я все никак не мог придумать, как мне сказать об отъезде в Испанию. Так ничего и не придумав, тихо сказал:

– Еду, Катя.

– Куда?

– В Испанию…

Смотрим с Катей друг на друга, вроде все сказано, все переговорено. Настало время прощаться. Не помню, как расстался с женой, дочкой, вышел из дому и пошел к трамвайной остановке. Трамвая долго не было. Собралась толпа. Казалось, что мы стоим здесь целую вечность. «Лучше бы дома еще посидел, – промелькнула мысль. – Зачем спешил?» И мне стало не по себе оттого, что я неожиданно обрушил на жену такую весть и, многое не договорив, ушел из дому, ушел, не зная, на какой срок. На год? На два? А может быть…

– Будете мечтать или садиться? – толкнула меня в спину молодая женщина. Вошел в трамвай. Мест не было, и я пристроился на площадке…