Валентина Толкунова - Я не могу иначе. Жизнь, рассказанная ею самой

Что касается Риммы Казаковой, знакомство с ней состоялось следующим образом: мы с Толкуновой поехали в Канаду по линии общения с соотечественниками. Это была довольно странная организация, непонятно кем финансировавшаяся, и называлась «Встречи с соотечественниками». По тем временам любой выезд за рубеж считался редкой и почетной возможностью. Мы получили суточные еще здесь, в Москве, нам оплатили дорогу, и мы с Валентиной Васильевной оказались в Канаде. Нас принимали духоборы – конфессия христианского направления, отвергающая внешнюю обрядность церкви. Еще Лев Толстой на гонорар, полученный за роман «Воскресение», помог им выехать за рубеж, и они поселились в канадской провинции Саскачеван. Выступив перед духоборами, мы дали концерт в посольстве.

Когда пришло время улетать, в аэропорту объявили, что в Советском Союзе со следующего дня вводится сухой закон. Мы, конечно же, бросились покупать спиртное, чтобы напоследок оторваться в полете, забыть который нельзя. Казалось, пьяны были не только пассажиры, но и экипаж – самолет периодически заносило и беспрерывно трясло; трио бандуристов из Украины исполняли уморительные куплеты… Одним словом, это был удивительно веселый рейс.

Примерно через час после взлета к Вале вдруг подошла какая-то женщина, и они расцеловались. Оказалось, это Римма Казакова, которой Толкунова сразу меня представила. Римма дала мне свой телефон, а со временем я случайно наткнулся на ее стихи, написал песню и позвонил ей. Так был создан репертуар для нескольких певцов, довольно быстро сделавшийся популярным: «Мадонна», «Вдохновение», «Ты меня любишь», «Безответная любовь», «Снежный мальчик». Во многом благодаря Толкуновой я встретил поэтессу, которой суждено было стать знаковой фигурой на моем творческом пути. Приятно, что наши с Риммой песни звучат по сей день.

К сожалению, я бы не сказал, что личная жизнь Валентины Васильевны сложилась счастливо, в отличие от жизни творческой. Это была закрытая для обсуждений тема, но как люди, повсеместно находившиеся с ней рядом на гастролях, в перелетах, в гостиницах и на сцене, все мы понимали положение вещей.

Толкунова постоянно читала, анализировала; у нее был особый взгляд на мир, свои требования к людям, к музыке, к поэзии. Мы не являлись единомышленниками, даже чаще спорили, чем соглашались друг с другом, но беседы с ней доставляли неизменное удовольствие.

В 1987 г. я написал репертуар для Серова, и стало ясно, что мне пора двигаться дальше самостоятельно. Уходил я из коллектива Валентины Васильевны непросто.

Справедливости ради надо отметить, что Толкунову не обрадовал мой новый проект, но оставаться ее музыкальным руководителем у меня уже не было возможности: требовалось сконцентрироваться на работе с Серовым. Она написала письмо в дирекцию Москонцерта, что-то вроде жалобы: хотела, чтобы не я ушел от нее, а она меня уволила.

Я чувствовал новый, мощный виток в своей карьере, и Саша был всецело готов к стремительному взлету; в нем присутствовал кураж, колоссальная энергия. Когда «Мадонна» уже стала популярной, Толкунова, представляя меня со сцены, говорила: «Мой музыкальный руководитель – автор песни «Мадонна»». Зал взрывался аплодисментами, а она продолжала: «Но он не остановился на достигнутом, и в его творчестве есть еще одна песня». А у меня уже был записан целый альбом с Серовым. Я думаю, с ее стороны это была обыкновенная творческая ревность, вполне понятная и объяснимая.

Я обратился к Валентине Васильевне с просьбой поручиться за Серова, которому выпал шанс принять участие в международном конкурсе. Поскольку Саша был в буквальном смысле слова бомжем (он выписался из Николаева, но еще не прописался в Москве), ему требовалось поручительство известной и уважаемой персоны, чтобы выехать за рубеж. По тем временам, возможно, это было немалым одолжением, но Толкунова не дала согласия, и меня обидел ее отказ.

К счастью, в нашей жизни все достойное, талантливое находит – так или иначе – свое место и свою публику. Саша был преисполнен артистического куража и готов к популярности. В итоге он все равно поехал – и победил, причем на двух конкурсах подряд.

Поскольку мой уход из коллектива был непростым, отношения с Валентиной Васильевной мы некоторое время не поддерживали. Позднее снова стали общаться, хотя и нечасто. Несмотря ни на что, я всегда говорил: «Пригласите Толкунову на «Песню года», так как понимал, что она олицетворяет огромный пласт нашей культуры и песни. Работа с ней дала мне бесценный опыт.

В какой-то момент Толкунова решила записать пластинку на фирме «Мелодия». Мы настолько завелись на создание этого альбома, что стали беспрерывно записывать, и все это в результате вылилось в два альбома. Редактором был Владимир Дмитриевич Рыжиков, который впоследствии сыграл в моей судьбе важную роль: он подписал нам с Серовым совместный альбом, в результате чего пластинка «Мадонна» разошлась тиражом 2,5 млн экземпляров. Рецензию к ней написала Валентина Васильевна Толкунова.

Хорошо, что острота в наших с ней отношениях прошла, время все сгладило, и мы снова стали общаться. Я помню, мы встретились на поминках Муслима Магомаева, потом на концерте его памяти, где она сидела рядом с Тамарой Синявской.

К моему юбилею создали фильм на канале РТР, куда вошло интервью с Валентиной Васильевной. Для меня это было приятным сюрпризом. Она говорила обо мне очень тепло, вспоминала смешные эпизоды, наши розыгрыши.

Молва то записывала ей в братья Льва Лещенко, то женила их. Я с Левой очень дружу и знаю, что для него смерть Толкуновой стала страшным ударом. Он мне рассказал, как накануне ее последнего дня приехал в больницу; как светло она уходила, как была сильна духом, не проронила ни слезинки. Зная, что она уже пять дней не встает с постели, он уговаривал: «Надо ходить, Валя!», а она в ответ: «Я хожу, Левочка, ты только не волнуйся, я хожу». Они обнялись…

На похоронах Лещенко сказал мне: «Сегодня я весь день буду сердцем и мыслями с Валей, и завтра тоже, и послезавтра. После поминок буду сидеть один, поминать и разговаривать с ней». Через неделю я снова встретил Леву. Он, все в том же состоянии потрясения, сказал: «Никак не могу отойти, никак не могу поверить».

Толкунова была закрытым человеком; она не открывалась людям, и мне в том числе. Тем не менее она не просто говорила о любви к ближнему, а действовала, как должно поступать верующему человеку. Валентина Васильевна помогала людям практически: выбивала квартиры, просила за многих… Как-то раз Света Моргунова сказала мне: «Валя – сумасшедшая мама! Предложила спеть в воинской части моего сына Максима, чтобы к нему хорошо там относились».