Никто не выйдет отсюда живым - Хопкинс Джерри
К тому времени, когда Стив отправился в Корею, в начале 1953-го года, Джим был красивым круглолицым мальчиком, чей ум, природное обаяние и хорошие манеры делали его любимцем учителей и “президентом” своего пятого класса. Но иногда он поражал старших своим бахвальством и шокирующим языком. Он ездил на велосипеде, не держась за руль; он был исключён из сообщества скаутов за ругань. Он издевался над братом.
Джим делил с Энди комнату в доме в Кларемонте, и если было что-то, что он ненавидел, то это был звук тяжёлого дыхания брата, особенно когда Джим читал, смотрел телевизор или пытался уснуть. Энди страдал хроническим тонзиллитом, эта болезнь затрудняла по ночам его дыхание.
Иногда Энди просыпался от удушья, изо всех сил пытаясь восстановить дыхание, открыть рот, наглухо заклеенный изолентой. На соседней кровати Джим притворялся спящим или молча трясся от смеха.
После того, как Моррисоны вернулись в Альбукерке, Клара стала по нескольку часов в день подрабатывать на дому секретарём. Джим поступил в альбукеркскую публичную школу, где проучился в седьмом и восьмом классах, с 1955-го по 1957-й год. По наблюдению одного из членов семьи, в то время трое детей росли вместе, и у Джима “защитной реакцией на всё вокруг” (хотя родители впервые заметили это в Нью-Мексико) была его замкнутость. Там он потерял интерес к урокам музыки, стал отказываться от участия в семейных праздниках, начал жадно читать и экспериментировал, насколько опасно катание на санках.
В сентябре 1957-го года, после двух лет жизни на свежем воздухе горного Нью-Мексико, Моррисоны снова переехали, на сей раз в Аламеду (Северная Калифорния). Аламеда маленький остров в Сан-Францискском заливе, известный своей военно-воздушной морской базой, которая была крупнейшим промышленным комплексом на территории залива и крупнейшей воздушной базой американского флота во всём мире. Это был девятый по счёту город, в котором жил Джим, и там он провёл первые полтора года в средней школе.
Единственным настоящим другом, который появился у него здесь, был высокий полный одноклассник с вялым голосом. Фад Форд рассказал Джиму о некоторых нюансах жизни аламедского высокогорья, сообщив ему, например, что ездить на велосипеде – не оригинально (Джим начал ходить пешком) и что надевать в школу чистые джинсы – неприлично.
Моя мать стирает их каждую неделю, – сказал Джим. – Иногда два раза в неделю.
Фад безнадёжно пожал плечами.
Вдруг Джима осенило.
У меня идея. Я оставлю вторую пару под дверью в подъезде Рика Слэймейкера и смогу переодеться после выхода из дома.
Задуманное успешно осуществилось. Так же, как и его попытки привлечь к себе внимание. Однажды он обвязал конец нитки вокруг уха, а другой её конец засунул в рот, и на расспросы отвечал, что у него в горле подвешено крошечное ведёрко, чтобы собирать слюну для медицинских опытов. Он взахлёб читал журналы “Mad” ["Сумасшедший"] и некоторые из вычитанных фраз использовал как свои собственные. Он называл себя “чокнутым, нахально страдающим от водянки ”.
Впервые его непризнание властей, то, что потом станет нормой в его жизни, проявилось, когда полицейские однажды вечером в пятницу выгнали его из аламедского театра за то, что он был в компании шумных хулиганов, сидевших в первом ряду, и он ещё огрызнулся: “Апредъявите-ка удостоверение!”
Он тщательно продумывал, как отвечать по телефону, отражая в этом нездоровую сторону юмора “Mad” с примесью языческих пороков: “Морг Моррисона… вы пронзаете их, мы погребаем их…” и “Алло, дом Моррисона, Тельма слушает”.
Иногда Джим был ещё хитрее и эксцентричнее. Когда его поймали поднимающимся по едущему вниз эскалатору, патрульный у ограждения спросил его:
Ты признаёшь себя виновным?
Не признаю, – важно ответил Джим, – потому, как видите, я и не убегаю.
Джим и Фад были неразлучны. Вместе они впервые попробовали алкоголь, украв джин из чьей-то бутылки и заменив его водой. Они провоцировали драки в бассейне клуба офицеров, что выглядело и звучало убийственно, а затем хохотали всю дорогу домой.
Они также разделили и боль сексуального пробуждения. Джим подговаривал Фада пойти с ним в дом Джой Оллен в устье залива, где они подсматривали, как Джой и её мать переодевались в купальники. Рядом, около домов на стрелке в заливе, ребята снимали плавки и бросались в воду, нагишом переплывали на другой берег и возвращались. Джим говорил Фаду, что однажды затащил двух девочек прямо к себе в комнату, когда мать ушла в магазин. Фад с завистью мотнул головой и соврал, чтобы быть “не хуже”.
Целыми днями Джим пропадал дома у Фада, сочиняя дюжины весьма низкопробных и сексуально подробных радиопередач о проблемах “анального секса и мастурбации”.
Мастурбацией обычно занимаются в возрасте от 12 до 18 лет, хотя некоторые – и до 93 лет. Вы можете не представлять себе всех опасностей мастурбации. Часто появляется сильная сыпь по всей открытой коже члена, сыпь, которая в некоторых экстремальных случаях может повлечь за собой ампутацию члена. Кроме того, может усилиться покраснение железы papuntasistola, или же лёжа вы обнаружите у себя большой красный член. Никто не хочет доводить до этого. Но это будет происходить до тех пор, пока не будет оказана немедленная помощь. Мы (из Общества борьбы с мастурбацией) готовы проводить специальные водяные тесты, а наш персонал из специально обученных медсестёр всегда готов взяться за дело и протянуть желанную руку помощи, когда это необходимо.
Джим тщательно выводил карандашом изображения человека, скривившегося в рвоте: “ Больные почки тому причиной”. На другом рисунке появлялся человек с бутылкой кокаколы вместо члена, уменьшенным консервным ножом вместо яичек, с протянутой рукой струится слизь, и больше слизи свисает из задницы. На третьем изображён человек с членом в процессе эрекции, размером с бейсбольную биту, и маленький мальчик, сидящий на коленях перед мужчиной и держащийся за него, облизывающийся в предвкушении.
Джим делал сотни подобных рисунков. Когда настроение у него было получше, они с Фадом вырезали картинки с героями мультфильмов из воскресных страничек юмора в газетах и приклеивали их на полоски бумаги, придумывая для них новые диалоги или действия. Эти диалоги также были сексуальными, непристойными, но они были исполнены изощрённости и тонкого юмора, непривычного для тех, кому только четырнадцать лет.
Джим сидел у себя в комнате вечером, один. Он закрыл книгу, которая не отпускала его четыре часа, и попытался сделать глубокий вдох. На следующее утро он опять начал читать её. На сей раз он выписывал понравившиеся ему абзацы в блокнот на пружинке, который он стал везде носить с собой.
Этой книгой был роман Джека Керуака о поколении битников “На дороге”, опубликованный в том же месяце, когда Моррисоны приехали в Аламеду, в сентябре 1957-го. Джим открыл книгу той же зимой, и примерно в то же время одна из газет Сан-Франциско дала миру уничижительное: битник.
Мировой центр битников находился в Норс Бич, по соседству с Сан-Франциско – всего в 45 минутах езды на автобусе от Аламеды. По субботам Джим и Фад без устали гуляли по Бродвею, заходя полистать книги в книжный магазин “Сити Лайт” с вывеской в окне: “Запрещённые книги”. Однажды Джим увидел одного из владельцев магазина, поэта Лоренса Ферлингетти. Джим смущенно поздоровался, а когда в ответ поздоровался и Ферлингетти, Джим убежал.
Ферлингетти был одним из кумиров Джима наряду с Кеннетом Рексротом и Алленом Гинсбергом. Гинсберг произвёл величайшее впечатление, поскольку он был живым воплощением Карло Маркса (одного из действующих лиц “На дороге” Керуака), “грустным поэтическим жуликом с тёмными мыслями ”. Это был образ, который как клеем приклеился к Джиму.
Джим был также очарован Дином Мориарти, “обожжённым героем снежного запада”, чья энергия давала роману Керуака напор подобно амфетамину. Он был одним из керуаковских “сумасшедших, тех, кто был безумен жить, безумен говорить, безумен быть спасённым, и жаждущих всего в то же время, тех, кто никогда не зевал и не говорил банальностей, но горел, горел, горел, как легендарные жёлтые римские свечи, паутинными сетями расползающиеся по звёздам, а в середине виден голубой, изнутри светящийся взрыв, и каждыйидет – Аууу!”
