Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев
Всю свою жизнь Мура безжалостно лгала: выживание – вот что имело значение, выживание любой ценой. Она использовала свои женские чары и изощренный ум, чтобы манипулировать мужчинами, шпионила и предавала и, в свою очередь, страдала. Она вполне могла сказать, что у нее была яркая жизнь, несмотря на то что не провела ее с мужчиной, которого любила.
Хор выводил проникновенную русскую мелодию, и ладан заполнял воздух. Блеск золота на иконах и искусно выписанных фресках, белые своды и позолоченный купол над алтарем – все это разительно контрастировало с самой Мурой: ее платье, как и настроение, было черным и глухим. Она чувствовала, что ей нужно подкрепить силы несколькими глотками джина и сигарой, прежде чем прийти сюда. Помимо священника и хористов, она была единственным человеком в церкви: это была ее собственная, личная поминальная служба. Она пришла сюда, чтобы поблагодарить Иисуса Христа за то, что дал жизнь Роберту Брюсу Локарту – шпиону, писателю и искателю приключений; ее утраченному возлюбленному. Теперь, после смерти, он принадлежал только Муре.
Насколько иной могла бы быть жизнь, если бы он не предал и не бросил ее – дорогой Локи, ее Малыш. Они могли бы провести вместе всю жизнь, и сейчас она не испытывала бы такого горького отчаяния, оплакивая его. Мура вспомнила ночь, когда они были схвачены ЧК: оглушительно громкий стук в дверь, страшная поездка на Лубянку. Он, заговорщик, тайный террорист, ожидал казни. Звуки выстрелов расстрельной команды эхом отзывались во всем здании, когда красный террор начал расползаться по улицам Москвы. Находясь в одиночной камере, час за часом он ожидал, что придут за ним. Одна Мура знала всю правду о том, почему его пощадили: благодаря унизительной жертве, которую она принесла в обмен на его жизнь.
И сейчас она вспомнила свою жизнь до появления в ней Локарта – такой веселой и легкой она казалась теперь, простой прелюдией к революции, когда каждое лето было ленивой идиллией, а каждая зима – заснеженной страной чудес…
Часть первая. Нарушая все условности. 1916–1918 гг.
Русская из русских, она горделиво пренебрегала всей ничтожностью жизни и обладала мужеством, которое было ей защитой от малодушия… В мою жизнь вошло нечто, что было сильнее любых других уз, сильнее, чем сама жизнь. С того момента она навсегда должна была остаться в ней… пока нас не разлучила вооруженная сила большевиков.
Роберт Брюс Локарт. Воспоминания английского агентаГлава 1. Канун революции. Декабрь 1916 г.
За неделю до Рождества, Йендель, Эстония
Сани летели по прямой как стрела подъездной аллее к усадьбе Йендель; бубенцы звенели; слежавшийся снег заглушал стук копыт лошадей. Сани промелькнули в тенях, отбрасываемых голыми ветвями буков, окаймлявших аллею, пронеслись мимо замерзшего озера и сверкающего луга с отдельно стоящими деревьями, направляясь к дому.
Укутанные в меха, в санях сидели две женщины и трое маленьких детей, которые были похожи на хрупкие свертки. Более молодая женщина вглядывалась в ледяной мир, простирающийся вокруг, с невозмутимым удовлетворением в кошачьих глазах. Другая женщина – статная, средних лет, – сосредоточила свое внимание на детях, боясь, что они выпадут из открытых саней на скорости. Поездка от деревенской железнодорожной станции была короткой, дорога – прямой, но Маргарет Уилсон была не той женщиной, которая готова без нужды рисковать своими подопечными. Их мать, сидевшая рядом с ней, была совсем другой. Мадам Мура любила своих детей, но была рада предоставить няне нести бремя забот о них. И, обладая смелостью, близкой к безрассудству, не думала об опасности. Жизнь еще преподаст ей уроки защиты и выживания. (Ее несчастный отец так и не усвоил этих уроков; он поставил свои принципы выше самосохранения и пострадал за это.)
Показался дом. Сани теперь двигались не так споро, и резкий свист, который издавали при скольжении их полозья, стал стихать. Этот дом нельзя было не заметить, особенно в это время года. Особняк поместья Йендель в здешних сельских краях был известен как Красный дом. Его красноватая кирпичная коробка квадратной формы со сказочными башенками по краям казалась синевато-багровой на фоне заснеженного ландшафта в окружении покрытых инеем кустарников и серебряных берез, похожих на иглы, на берегу озера.
Мысли Муры занимали яркие события нескольких прошедших дней и грядущие рождественские удовольствия. Будут званые обеды и пение у камина, веселая компания и катания на санях… и многое другое. Мура предвкушала период развлечений. Ее муж, находившийся на войне, возможно, будет отсутствовать большую часть праздников, но Мура могла легко это пережить. Если бы и его мать тоже не приезжала, было бы идеально. Но это был их дом – одно из многих владений знатной семьи Бенкендорф, в которую довольно поспешно попала Мура, выйдя замуж в юном возрасте.
Сани остановились в облаке пара, который валил от дыхания лошадей. Двери дома распахнулись, вышли слуги, чтобы забрать багаж. Мура выбралась из-под меховой полости, взяла на руки самую младшую из детей – малютку Таню – и ступила на снег.
На земле лежал снег и в тот день, когда родилась Мура почти двадцать пять лет назад за много сотен миль отсюда. Она появилась на свет в марте 1892 г.[5] – четвертое и самое дорогое дитя Игнатия Платоновича Закревского, землевладельца и высокопоставленного юриста на службе у царя.
Родилась Мура в имении семьи Закревских Березовая Рудка под Полтавой на Украине. Это был красивый дом – величественное здание, построенное в стиле классической усадьбы, с колоннами, арками и портиком, но со славянским колоритом: маленькими куполами-луковками и стенами, снаружи оштукатуренными и покрашенными в царском стиле (лососево-розовые с белой отделкой)[6]. Изысканное место для рождения, но не слишком хорошее место для взросления мятежного духа.
У Игнатия Закревского и его жены уже было трое детей – мальчик по имени Платон (близкие звали его Бобик) и девочки-близнецы Александра (Алла) и Анна (известная как Ася). Новорожденную окрестили Марией Игнатьевной Закревской[7]. Имя Мария дала ей мать, но вскоре девочку все стали называть Мурой. Она быстро стала любимицей семьи. Отец души в ней не чаял, она была «любимой игрушкой его средних лет, и он бессовестно баловал ее»[8]. Когда к нему приходили гости, он имел обыкновение ставить ее на стул, чтобы она читала стихи. Девочка наслаждалась вниманием и аплодисментами. На самом деле она требовала их и могла разгневаться в тех редких случаях, когда не получала желаемого[9]. Харизма и ум помогали ей удерживать внимание всех, кто встречался ей на пути.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});