А. С. Пушкин в воспоминаниях современников - Ольга Сергеевна Павлищева
18. В типографию, к Раичу, к Мерзлякову. <…> Говорил о Пушкине. Собрались было к Пушкину с Веневитиновым, остановил Раич. Пушкин видел мой «Сокольницкий сад».
20. <…> К Пушкину — говорили о Карамзине. Я сказал, что его история есть 11/11, а не I, что он не имел точки, с которой можно видеть, и проч. (см. особо). Разговор о религии поддержать нельзя. Издавать журнал — это будет чудно! <…>
24. К Веневитиновым. Рассказ<ывали?> о Пушкине у Волхонских. (У меня кружится голова после чтения Шекспира, я как будто смотрю на бездну.) Завтра читать «Годунова». <…>
25. <…> Нет, не шлет за мною Веневитинов. Перечитал с большим удовольствием Пушкина. Овидий в изгнании[20]. Скиф-старик любит его за рассказы. Молодые любовники просят его заступиться за них и проч. <…> Пушкин поэт чувства. Шиллер — мысли.
26. К Веневитиновым, к Пушкину, — Веневитинова не видать на дворе, и я, обошед два раза, домой, к Мальцову, обедал и смотрел дом, к Кубареву, говорили об Университете, и о желании многих студентов учиться, — о журнале — доказывал ему, что хозяин должен быть один, и сей один да получает большие выгоды <…> Веневитинов сказал, что нельзя было слушать «Годунова» вчера.
27. <…> К Веневитиновым, спят, — не ехать поутру к Пушкину, ибо он будет у них обедать, читал корректуры Герена, думал об истории (особо). К Веневитиновым, Пушкина у них нет. Хомякова выдали Мальцову за Пушкина и очень смеялись. <…> «Годунова» и Корнилий слушал, а Веневитинов мне и не сказал об нем.
28. <…> В театр, и вместо «Фрейшица» увидел «Италианку в Алжире»[21]. Пушкин сказал мне: «Я не видал вас сто лет. Когда же у меня?» Был в ложе у Трубецких и Маль<цовых?>.
30. Читал корректуры, помолясь к Пушкину. Журнал благословляет (прочее написано особо), осмелился говорить о трех предметах из российской истории для трагедии, хотя и жаль было сказать их. Опоздал в цензурный комитет, взял форму. Ах, если бы да журнал <…>.
Октябрь. 10. Пушкину отнес реестр пиес. «Хорошо!», назначил свои пиесы. Обещал прочесть «Годунова» во вторник. Браво! Дал намек о Калибана роле[22]. А я, невежа, не читал еще его. <…>
11. Читал с восхищением Калибана. Во всей трагедии должна быть аллегория, и я рад был некоторым прозрениям своим, хотел сообщить их Пушкину, но не застал его. Обедал у Шевырева, говорил с ним об Иродоте и пр., о Шекспире, о журнале. Мудрец Шекспир! На лубочном театре он прорекал миру — слышите ли вы, говорит он. <…>
12. В типографию, к Пушкину — в постеле еще, к Мерзлякову, Гаврилову, опять к Пушкину — не от меня ли он ушел. Нет; он у Веневитиновых — читал песни, коими привел нас в восхищение[23]. Вот предмет для романа: поэт в обществе. Наконец прочли «Годунова». Вот истина на сцене. Пушкин! ты будешь синонимом нашей литературы. Какие положения! — Но, образумясь, я увидел, что многих сцен недостает еще: у Басманова с Димитрием (Пушкин разрешил мое сомнение об измене Басманова и об Шуйском), Отрепьев в монастыре, Борис по вступлении на престол и пр. Попрошу у него прочесть еще. <…>
13. Слушал «Ермака», наблюдал Пушкина. Не от меня ли он сделал гримасу. «Ермак» есть картина мозаическая, не настоящая, — есть алмазы, но и много стекол[24]. (О Пушкине записано в отдельной тетради.) Обедал Шевырев у меня, говорили о журнале и проч. <…>
17–22. Лекции, корректуры Эверса, журнал и хлопоты об обеде общем. Мне захотелось видеть всех наших по образу мыслей, занятий, духу. <…>
24. Хлопотал об установлении завтрашнего обеда. <…>
24. Общий обед — очень приятно было взглянуть на всех вместе. Неловко представился Баратынскому. Обед чудный, но жаль, что общего разговора не было. С удовольствием пили за здоровье Мицкевича, потом Пушкина. Подпили. Представление Оболенского Пушкину и проч. Веневитиновы, Ф. Хомяков, Титов, Шевырев, Погодин, Киреевск<ие?>, Мальцов, Рихтер, Розберг, Пушкин, Баратынский, Мицкевич, Соболевский, Оболенский, Раич.
26. <…> Толковал с Соболевским о журнале и спорил. Читал Бейрона.
27. <…> Завтрак<али> у Соболевского и спорили о журнале, к коему Соболевский придумал цензоров (себя). <…>
28. <…> Был у Пушкина на минуту <…>.
30. <…> У Веневитиновых рассердил Соболевский, говоря о пиесах Пушкина. На все смотрит этот чудак с пирожной стороны. Жаль мне Веневитинова. <…>
31, 1 <ноября>, 2, 3. Хлопоты журнальные, корректуры и лекции <…>
6. <…> Получил позволение издавать журнал. Ура!
7. <…> Переписывал с восхищением «Годунова». Чудо! <…> Прочел после хлопот «Годунова». <…>
9. <…> Полдня хлопотал о журнале и объявлениях. Не ходил на лекцию. Был у кн. Вяземского и говорил с ним о журнале и проч. довольно ладно. Вяземский объявил свою готовность в участии.
15. <…> Ввечеру у меня цензоры. Толковали о журнале. Соболевский надоел. Писал письмо к Пушкину[25].
17. <…> О 10 000 Пушкину[26].
21. Писал письмо для «Северной лиры». Востоков и Кеппен сотрудники. Браво. Теперь бы только подписчиков. И Козлов. Как мне досадно, что не пишет ко мне Веневитинов. <…> Получил письмо от Веневитинова. Рад. И Козлов наш. Из «Годунова» можно печатать[27].
25. <…> Толковали о журнале. Все говорят о модных картинах, но я не хочу ни за что. <…>
Декабрь. 1. <…> Думал о журнале. Я очень покоен, несмотря на все слухи о кознях. 9 подписчиков. <…>
7–13. Журнал начали печатать. Я должен был переправить все пиесы, и это было очень трудно для меня и отняло много времени. <…>
14. <…> Ввечеру громом поразило письмо Пушкина, который по воле начальства не может участвовать в журнале[28].
14. Написал письмо к Пушкину[29], я был рад, что попалось в голову написать ему о винограде во сне, — успокоился; написал письмо Козлову <…>
16. <…> Был поутру Погодин и невежа Соболевский. Досадно. Пушкин приедет скоро. <…>
19. <…> Засыпаю, окончив Коцебу, вдруг шум и стук. Приезжают Sallii, Ш<евырев>, О<боленский>, С<оболевский>, которые восклицают, что приехал Пушкин. Я не верю и бьюсь об заклад с ними. Шевырев смешон.
