Игорь Тальков - Монолог: Стихи, воспоминания, дневники

(«Памяти Виктора Цоя»)

«Вы не боитесь?» — часто спрашивают меня. Нет, не боюсь.

Как человек наделяется той или иной силой?

Кому он служит — Белым или Черным?

Кем из них ведом?

Откуда приходит вдохновение?

Кто вкладывает в мои уста информацию?

Я долго пытался во всем этом разобраться, но ни на секунду не сомневался, что кем-то направляем.

Поскольку с детства не терпел ложь и сам ни при каких обстоятельствах старался не лгать, я пришел к выводу, что Черные не могут меня «вести», так как их тактика строится исключительно на лжи.

...В Щекино, где я жил с родителями и старшим братом Володей, мы с мальчишками часто развлекались тем, что усыпляли друг друга. Однажды меня усыпили очень сильно. Что со мною происходило, мне рассказали потом. Я же прибывал в совершенно незнакомом доселе состоянии блаженства.

Легкая спираль уносила меня все быстрее и быстрее по сужающемуся туннелю, в конце которого светилась белая точка. По мере приближения к ней я стал слышать сначала хаотичные и едва уловимые, а затем близкие, теплые, ласкающие слух, но совершенно непонятные звуки. Сейчас я мог бы назвать их полифоническим шепотом. Мне становилось лучше и лучше, а благозвучие заполняло всего меня. Вдруг в полифонию стали вкрапляться неприятные диссонирующие звуки, похожие на отдаленные удары железа о железо. Благозвучие постепенно переходило в какофонию, а движение замедлялось. Я на мгновение остановился и поплыл назад. Удары усиливались, и, когда я ощутил головную боль (железо, казалось, било по моей голове), спираль растаяла, туннель стал красным, и сквозь его стенки я различил тени, склонившиеся надо мной, но не понимал, что это люди.

На моей груди сидел брат и бил меня наотмашь по лицу.

Как потом мне объяснили, это была последняя попытка привести меня в чувство, так как пульс уже не прощупывался, под глазами образовались черные круги, нос заострился, и изо рта пошла пена.

Несколько ведер холодной воды, вылитой на меня, не помогли. «Скорую помощь» вызывать было неоткуда, так как дело происходило на поляне за городом, а звать на помощь взрослых мальчишки побоялись. Несколько часов я не воспринимал окружающий мир и ничего не понимал, на вопросы не отвечал. Меня положили на траву и стали ждать, пока заговорю. Через три часа я ответил на первый вопрос.

«Ты меня узнаешь?» — кричал брат.

«Да, узнаю, ты мой брат Владимир», — прошептал я.

Когда в черные дни, а их было не мало, я пытался покончить с собой, мне это не удавалось, как не удавалось и тем, кто хотел меня убить. Во всяком случае до сегодняшнего дня. «Уходить из жизни очень глупо, так и не успев ее понять». Может быть, я буду защищен до тех пор, пока не пройду предначертанный мне земной путь?..

Я уязвим, как любой человек, меня терзают искушения, я грешу, как все. Но... нельзя переходить грань Божественного терпения. Уже дважды я умирал (и это было предупреждение), но был возвращен. Третьего раза не будет, и я это знаю!

Как ни странно моей Ахиллесовой пятой оказалась любовь. Я влюблялся не однажды со всей силой земной страсти, но последняя была гибельной. Понял, что умру, если не смогу победить ее.

Скажи откуда ты взялась,Моя нечаянная радость.Несвоевременная страсть,Горькая сладость?

Вздрогнул, как от выстрела, мой дом,Стены закачало,Когда в окно твоим крыломСчастье постучало.

(«Моя любовь»)

И я ее победил.Память уже не жалит,Мысли не бьют по рукам,Я тебя провожаю к другим берегам.Ты — перелетная птица,Счастья ищешь в пути,Приходишь, чтобы проститься и снова уйти.Лети.

(«Летний дождь»)

«Верить надо сердцу, ну а жить душой», но моя душа по возможности должна быть свободна от страстей, чтобы заниматься творчеством, телесная оболочка не должна износиться раньше, чем я успею... А успеть нужно много.

Все происходит в мире не так,По чьей-то, неведомой нам, воле.А так, как должно быть, — только в мечтах,В наших мечтах, но не более.

(«Ты опоздала»)

Не могу сказать, что у меня все в порядке и в отношении дружбы, с этим тоже не все сложилось. В 1988 году рано утром после ночной работы я гулял в районе Коломенского и, находясь на территории деревни Дьяково городище, увидел лежащий на земле крест, недалеко от полуразрушенного Храма Усекновения главы Иоанна Предтечи. Он, видимо, был сброшен с купола церкви, так как был изувечен и погнут у основания, наверное от удара о землю. На несчастном изуродованном кресте уже оставили свои «автографы» «Петя и Ваня» в виде «иксов» и «игреков», но от этого он не переставал быть символом Бога Живого.

У меня сжалось сердце при виде подобного кощунства, и я решил отнести крест к себе домой. Возможности сделать это немедленно не было, поскольку крест был огромен, и человека, обладающего подобной ношей, ротозеи могли принять за вора.

В поисках потайного места я вошел внутрь Храма Иоанна Предтечи, двери которого были распахнуты настежь. Хаос в Храме потряс меня: пол был загажен, и заплесневелых стен явно вырисовывались следы его «прихожан» в виде консервных банок, пустых бутылок и остатков кильки в томатном соусе. Божья обитель служила притоном для местных алкоголиков. Оставить там крест было бы святотатством, и мне пришлось искать другое место. Я набрел на заброшенную монашескую келью и положил в нее крест, решив вернуться за ним ночью. Вернулся вместе с другом. В кромешной тьме, когда мы на ощупь стали пробираться к келье, раздался треск, и что-то тяжелое, просвистев над моим ухом, ударило друга по голове. Как потом выяснилось, створка двери сорвалась с петель. Дико закричав — больше от испуга, чем от удара, мой спутник метнулся к выходу. Окровавленный, с выпученными от ужаса глазами, он пролепетал: «Это знак. Крест забирать нельзя!» — «Но ты же получил по голове, а не я, значит, мне можно», — ответил я.

Забрав крест, мы вернулись домой. С тех пор он является не только священным символом, но и «термометром» отношения ко мне людей.

Иногда общаясь с людьми, которые называют себя моими друзьями и с которыми я делю порою и стол и кров, в моей душе вдруг появляется отчуждение. В период постоянной загруженности, забывая о сне и еде и отдаваясь творчеству целиком, я невольно открываюсь для человеческой подлости.

Как раз находясь в подобном полуреальном состоянии, я и совершал прогулку по Коломенскому, когда забрел в Дьяково городище и нашел крест.