Дочь Востока. Автобиография - Бхутто Беназир

Накануне митинга мы узнали, что режим решил использовать грубую силу. «Это значит, что применят слезоточивый газ», — сказала я своему политическому секретарю Нахид Хан. Я беспокоилась о ребенке. Нахид отправилась добывать защитные очки. Кто-то пообещал ей газовые маски, что-то вроде армейских противогазов, но вовремя они не прибыли. Пришлось заменить их мокрыми полотенцами. За ночь вокруг дома собралась толпа. Проснувшись на следующее утро, мы обнаружили, что дом окружен изгородью из колючей проволоки. Когда я с руководством партии попыталась покинуть дом, на нас набросились с дубинками. Людей, пытавшихся меня защитить, били, кидали на колючую проволоку.

Нескольким из нас удалось выбраться наружу, мы принялись искать машину, чтобы добраться из Исламабада в Равалпинди. Иной раз встречались с полицейскими патрулями, искавшими нас, медленно проезжали мимо, опустив головы, опасаясь, что нас узнают. Один фургон потеряли, запутавшись в колючей проволоке, принялись искать другую машину. Движение редкое, дороги блокированы, водители осторожны… Наконец остановился симпатизирующий нам водитель на джипе. Вместе со мной забились туда Малик Касим, лидер PML, маршал авиации Асгар Хан, теперешний министр иностранных дел Хуршил Касури, мой политсекретарь Нахид Хан, ее муж, сенатор Сафдар Аббаси и мой телохранитель Муннавар Сухравади (погиб от рук убийц в 2004 году).

За Исламабадом колючая проволока кончилась. Добравшись до Равалпинди, мы сразу ощутили поддержку населения. Нас радостно приветствовали на узких улочках города. Народ собирался, скандируя партийные лозунги. Мы добрались до Лиакат-Багх-парка, места проведения митинга.

Позже полицейские рассказывали мне, что, когда поступили первые сообщения о моем прибытии в Равалпинди, они лишь посмеялись, не веря «глупым слухам». Но звонки следовали один за другим, они решили проверить информацию. И обнаружили, что слухи соответствуют действительности. Сразу же отдали приказ меня изловить, на улицах Равалпинди развернулась настоящая облава. Взвыли полицейские сирены, в наш одинокий джип полетели слезоточивые шашки. Разразился ад кромешный. Погоня на манер фильма о Джеймсе Бонде или, скорее, болливудского боевика.

Наш джип защищала от полиции толпа. В толпу тоже полетели гранаты со слезоточивым газом, полиция в своей униформе «ниндзя» заработала дубинками. Мы снова и снова от них ускользали, снова вокруг нас собирались люди, полиция догоняла, к ней прибывали подкрепления. Газовая граната попала в наш джип, ветровое стекло подернулось сеткой трещин, и водитель наш не выдержал. Он резко затормозил, выпрыгнул из машины и растаял в тени проулков. Нас окружили, задержали. Через некоторое время нас освободили. Событиями этого дня правящему режиму был нанесен существенный урон.

Возможно, и не вследствие бурных переживаний этого дня и не из-за воздействия слезоточивого газа, но вскоре после этого у меня начались боли в области желчного пузыря. Я принимала гомеопатические средства, но боли не ослабевали, иногда становились мучительными. Если решиться на операцию желчного пузыря, это может погубить ребенка. Я не хотела рисковать. Боли все усиливались, и я решилась лететь в Лондон. Врачи рекомендовали как можно скорее прибегнуть к кесареву сечению и сразу после этого перейти к операции на желчном пузыре. 3 февраля 1993 года в Портлендской больнице родилась моя крошка Асифа, и я заключила в объятия еще одну обожаемую дочурку.

Хотя тогда я этого еще не знала, но рождение Асифы оказалось последним прибавлением в моей семье. Вскоре, 24 октября 1993 года, ПНП добилась переизбрания. Нечестивая цикличность властной чехарды в Пакистане привела к антидемократическому смещению правительства в 1996 году, моего мужа Асифа арестовали. К сожалению, когда его освободили в 2004 году, я уже оказалась слишком старой для деторождения.

Не знала я и того, что состояние моей матери скоро резко ухудшится. У нее развивалось слабоумие, напоминающее болезнь Альцгеймера. Причиной возникновения этой болезни мы считаем жестокие увечья, нанесенные ей 16 декабря 1977 года прихвостнями генерала Зии в Лахоре, когда по пути на крикетный матч на нас напали с дубинками. Мою мать жестоко избили, она получила серьезные раны головы. После этого она резко изменилась. Но теперь болезнь быстро прогрессировала, и я с болью в сердце воспринимала ухудшение ее здоровья.

Эффектная красавица, грациозная, чарующая, она слабела, превращалась в дряхлую старуху. Сильная, смелая женщина, бросавшая вызов военным диктаторам, активный борец за права женщин, теперь она едва узнавала близких и не могла управляться с речью, не могла даже сказать, что она проголодалась или что у нее что-то болит. Мне больно было на нее смотреть. Но все равно я чувствовала себя увереннее даже от простого факта ее присутствия. Она — живая связь с поколениями предков, воплощение непрерывности жизни, ее радостей и печалей, взлетов и падений.

Семья наша болезненно переживала изоляцию Асифа. Дети оказались отрезанными от отца в решающие для формирования их характеров годы. Ничто не может компенсировать эту потерю. Кроме того, его заключение — еще один пример неравноправия полов в пакистанском обществе. Ведь никто не стал бы на восемь долгих лет бросать в тюрьму без всяких доказательств вины жену в качестве заложницы, в наказание за политическую активность мужа. А мужа наказали за то, что он якобы отвечает за действия жены. Вскоре после освобождения из тюрьмы Асиф пережил сердечный приступ, едва не стоивший ему жизни.

Внимательно следя за своей страной извне, из-за границы, я сознаю, что значение ее в мировом сообществе отнюдь не уменьшилось. Наоборот. Я убеждена, что, если Запад продолжит поощрять военных правителей Пакистана, душителей свободы и демократии, то за Талибаном и «Аль-Каидой» появятся новые поколения террористов, которые, прикрываясь исламом, нападут на выпестовавший их Запад. В восстановлении либерального, демократического правительства в Пакистане заинтересован не только народ этой страны. Восстановление демократии в нашей стране должно стать целью всего мира, иначе не избежать пресловутого «конфликта цивилизаций».

Пишу я это в Лондоне, но жизнь, трудная и интересная, закидывает меня в разные уголки света. Живу «на чемоданах», разъезжаю по свету, читаю лекции по исламу, выступаю в университетах, женских объединениях, политических и деловых клубах на темы женского равноправия, борьбы за демократию. Не упускаю возможности нажать на британскую палату общин и на конгресс США. Я по-прежнему председатель Пакистанской народной партии. Навещаю мужа, который лечится в Нью-Йорке, готовлю детей к экзаменам в Дубае. И веду объединение демократических сил Пакистана к свободным и справедливым выборам, объявленным, согласно конституции, на 2007 год. Возможно, слишком уж полна коробочка, но такова моя жизнь, и я принимаю ее. Далее в книге последует отчет, как я дожила до настоящего момента. Последняя глава, «Премьер-министр — и позже», описывает мою жизнь после выхода в свет первого издания.

Я ощущаю гордость, ощущаю благословление. С Божьей волей я вернусь на родину и поведу силы демократии в борьбе против власти диктаторов, генералов, экстремистов. Такова моя судьба. Как сказал однажды Джон Кеннеди, «я не уклоняюсь от ответственности, я приветствую ее».

Беназир Бхутто

Лондон

апрель 2007

1

УБИЙСТВО МОЕГО ОТЦА

Они убили моего отца глухой ночью 4 апреля 1979 года в Центральной тюрьме Равалпинди. Меня с матерью заперли в нескольких милях от тюрьмы, в заброшенном полицейском лагере в Сихале. Я ощутила момент смерти отца. Вали-ум, который я проглотила по настоянию матери, чтобы заснуть в эту напряженную ночь, не помог. Ровно в два ночи меня подбросило на койке.

— Нет! — вырвался мой крик из сдавленной горьким комком глотки. — Нет! — Я не могла дышать, я не хотела дышать. Папа, папа… Меня бил озноб, несмотря на жаркую ночь, меня трясло. Чем мы с матерью могли утешить друг друга? Медленно тянулся час за часом, мы сидели, обнявшись, в голой полицейской казарме. Наутро нам предстояло сопровождать тело отца к древнему семейному кладбищу.