Марлен Дитрих - Нелли Гордеевна Ревенко
Когда ставшая уже знаменитой Марлен Дитрих отказалась вернуться в Германию и сотрудничать с фашистским режимом, а затем и вообще демонстративно приняла американское гражданство, гитлеровская пропаганда распускала вокруг ее имени самые вздорные слухи. Известно даже абсурдное утверждение, что ее имя составлено из фамилий Маркс и Ленин, потому что она коммунистка. Имя актрисы, которая, как на первый взгляд казалось, была далека от политики, вдруг обрело политическую окраску. Это удивляло и саму Марлен Дитрих. Но на самом деле это закономерно. Никто не может быть далек от политики, потому что в сложном и противоречивом мире каждый человек занимает определенную позицию, обретает определенные ценности. Марлен Дитрих, в отличие от многих немцев, заняла антифашистскую позицию, боролась с фашизмом доступными ей средствами. Потому актриса не была далека от политики, как и каждый боец союзных войск, она была на передовой своими гастролями, песнями, своим отказом сотрудничать с фашистами.
Жизненные ценности Марлен Дитрих формировались в значительной степени под воздействием пережитых в детстве и юности социальных потрясений, которые в истории известны под названием Первой мировой войны.
После летних каникул 1914 года всех учеников и учителей школы, где училась Марлен, собрали в большом актовом зале. Со сцены звучали громкие речи, не совсем понятные детям. Стайкой сгрудились у сцены преподаватели латыни, французского, английского, греческого языков. Марлен становилась на цыпочки, чтобы найти мадемуазель Бреган среди них. Но не находила. Не было ее и среди преподавателей физики и математики. Не появилась она даже тогда, когда прозвенел школьный звонок и все классы начали строем медленно выходить из актового зала.
Девочка с ужасом вдруг осознала, что Маргарита Бреган ведь француженка, она, как и Франция, – теперь враг! Германия ведет войну с Францией, и мадемуазель Бреган не может быть здесь. Эта мысль потрясла девочку настолько, что она едва не лишилась чувств. Окружающие приняли полуобморочное состояние девочки за следствие духоты в актовом зале и дали ей воды.
После уроков Марлен наблюдала, как немецкие солдаты маршировали по улицам с цветами на ружьях, смеялись, пели, целовали женщин. Жители города вывешивали из окон флаги в честь большого праздника – начала похода на Францию. Начало войны в Германии отмечали с цветами на пушках.
Однако заставить Марлен Дитрих воевать с Францией не мог никто. Она преданно любила Маргариту Бреган, любила Францию, любила Париж, французский язык, бывший таким нежным и близким. Марлен полюбила эту страну задолго до того, как в ней побывала. Гораздо позже Марлен Дитрих писала, что ее любовь к Франции «лишена следа логики или рассудка».
Пылкая любовь юной Марлен Дитрих к Франции пережила первый шок, когда началась Первая мировая война. Но она не угасла, а только спряталась, ушла в подполье. Девочка никому не говорила об этом и не испытывала никакого чувства вины. Противостояние маленькой девочки жестокой реальности проявлялось в том, что она упорно опускала в школьную кружку пожертвований десять пфеннигов – свои карманные деньги на неделю. Это был штраф за употребление вражеских французских слов. Таким приемом власть стремилась выжечь из детских душ память и любовь к Франции. Марлен сопротивлялась устремлениям власти, сохраняя воспоминания о француженке Маргарите Бреган. Она снова воспринимала школу серой, такой, какой она была до мадемуазель Бреган. Свои детские ощущения Марлен Дитрих сохранила на всю жизнь.
Девочка чувствовала себя ограбленной, потеряв Маргариту Бреган и французский язык. С приходом войны ушло обыкновенное детство: школа, каникулы, праздники и пикники, лето с гамаками и пляжами… Не было ни планов на будущее, ни уверенности в нем, потому что шла война. Осталась одна мечта: не успеть повзрослеть, пока идет война.
Школьников обучили вязанию, выдали шерсть защитного цвета. В часы первых уроков они вязали разные вещи для солдат: для молодых – напульсники, старых – пуловеры, шарфы. Дети сидели на корточках в классе и при тусклом свете позднего зимнего утра с восьми до девяти утра вязали, чтобы согреть немецких солдат на чужой земле.
На летних каникулах несколько учителей устроили для детей летнюю школу в деревне. Марлен также отправили туда. В летней школе была совершенно другая, чем в Берлине, обстановка. Радостные и загорелые учителя проводили уроки на открытом воздухе. Никто не говорил о войне, поэтому детям казалось, что ее вообще нет, хотя совсем рядом был расположен лагерь военнопленных. Но детям запрещалось туда ходить.
Однажды в солнечный день Марлен делала уроки на веранде. Когда она машинально написала дату – 14 июля, то почти вскрикнула, что ведь это День взятия Бастилии! Она называла этот день праздником всех праздников, «гордым днем Франции», и не могла оставить его без внимания. Девочка решилась на совершенно отчаянный поступок. До наступления сумерек собрала в саду охапку белых роз и устремилась на опушку леса. Марлен плакала от острых шипов роз, которые впивались в кожу сквозь тонкое летнее платье, и от страха и решимости реализовать свой план. Она бежала не оглядываясь, пока не наткнулась на колючую проволоку. По другую сторону проволоки стояли пленные французские солдаты. С темными бородами и усами, темными грустными глазами, они были неподвижны. А в деревне зазвонил колокол.
Девочку охватил страх, что, хорошо заметную в белом платье и с букетом белых роз, ее обнаружат и она не сможет исполнить задуманное. Но сдвинуться с места у нее не было сил. Так и стояли они неподвижно по обе стороны колючей проволоки. Колокол умолк, Марлен протянула розы через проволоку. Французы не пошевелились. Тогда она залепетала на лучшем своем французском, что в день взятия Бастилии их должны бы обрадовать эти розы, и держала цветы впритык к проволоке. Одна за другой к ней потянулись руки, и девочка быстро проталкивала розы через проволоку в полной тишине.
Сердце Марлен выпрыгивало из груди, когда она бежала обратно, кралась через подвал в дом. Она думала, что день взятия Бастилии закончился спокойно, ее отсутствия никто не заметил. Оказалось, что это не так, когда ранним утром следующего дня к ее матери пришел один из учителей. Учителя готовы были простить и забыть этот детский поступок. Но законопослушные матери школьных подруг требовали немедленно исключить Марлен из школы.
Мать не сердилась, ее голос был ровным и