Крамской - Ирина Сергеевна Ненарокомова
Что тогда думал о своей судьбе сам Ваня, мы не знаем. Но одна мысль владела им неотступно: нужно учиться дальше.
«Никогда и никому я так не завидовал (в самом широком смысле этого слова), как человеку действительно образованному», - скажет спустя много лет Иван Николаевич.
Брат Федор, преподававший в училище, приносил из библиотеки много книг и журналов, и Ваня просиживал над ними все вечера. Самым любимым чтением стали «Отечественные записки» и «Современник», где почти не встречалось скучных, пустых рас- сказов и статей и где в разные годы печатали свои произведения Гоголь, Тургенев, Некрасов. Читая эти журналы, Ваня начинал понимать, что не все так просто и хорошо на земле, как ему раньше казалось. Что есть богатые и бедные, что есть зло и несправедливость. Он еще очень мало знал, но уже начинал задумываться над теми жизненно важными вопросами, которые поднимались в журналах.
С интересом рассматривал он и попадавшиеся в книгах и журналах иллюстрации. После окончания училища им вдруг овладела страсть к рисованию. С чего это началось, в какой момент? Он и сам не мог вспомнить, но стал зарисовывать буквально все, что попадалось на глаза. Это было тем более странно, что в училище на уроках рисования ему всегда было скучно. Он, конечно, делал все, что требовалось, но ни удовольствия, ни интереса не испытывал. И вдруг - эта неуемная жажда наносить на бумагу пейзажи, людей, животных. Получалось не слишком хорошо. И мальчик напряженно вглядывался в репродукции картин, пытаясь уяснить, в чем секрет. Он хотел дойти до всего сам, но вскоре ясно понял - рисованию тоже нужно учиться. Учиться много, настойчиво.
Особенно нравились ему картины Карла Брюллова. Он подолгу разглядывал их репродукции в иллюстрированных изданиях. Пытался срисовывать. Много времени стал проводить в местной церкви, куда его, бывало, и не загонишь, любуясь там настенными росписями. Теперь он точно знал, кем хочет стать. Только живописцем. Все другое отошло на задний план. Работа в думе казалась скучной. Он исполнял ее терпеливо, писал бумаги аккуратно, красивым почерком, но все мысли были заняты одним - как стать художником.
- Я хочу учиться на художника, - объявил он наконец домашним.
- Глупости, - ответила мать. - У тебя уже есть дело. Ты писарь.
- Я не буду всю жизнь писарем, - твердо ответил Иван. - Я буду художником.
- Глупости, - снова, не поворачивая головы, повторила мать.
«У Лукоморья дуб зеленый». Иллюстрация к поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила». 1879.
На этом первый разговор и кончился. Но на следующий день Ваня снова принялся за свое.
- Отдайте меня в обучение к живописцу, - просил он мать и старшего брата. В его голосе звучала мольба, и в глазах светилось такое страстное желание, что взрослые, поняв непреклонность его намерения, решили урезонить его иначе.
Рисование, по их понятиям, не было серьезным делом. Причуда, развлечение в часы досуга - пожалуйста. Но избрать профессией живопись - это не достойно серьезного человека. Разве живописью можно обеспечить себя и семью? Так рассуждали многие в их захолустном городке. Крамские не были исключением.
- Он, очевидно, хочет быть похож на Петра Агеевича, - с усмешкой сказал Михаил Николаевич, обращаясь к матери.
- Не иначе, - поддержала та старшего сына и осуждающе посмотрела на Ивана. Иван прекрасно знал, кто такой Петр Агеевич, и хорошо понял, что имели в виду близкие. Петр Агеевич - местный живописец, бедный, совсем опустившийся человек. Иван часто видел его на городской площади или на базаре в опорках и старом, повидавшем виды халате. Мальчишки улюлюкали ему вслед, взрослые его презирали, а если кто и жалел незадачливого художника, то и жалость эта тоже была чуть презрительной. Таким Иван быть не хотел. Но художником он должен сделаться во что бы то ни стало. Хорошим художником, настоящим. Молча обдумав все, что сказали мать и старший брат, Иван возразил:
- Есть художники много лучше и благополучнее. Брюллов, например.
- Куда хватил! - воскликнул брат. - Брюллов - талант!
На это возразить было нечего. Иван замолчал. Но через несколько дней вновь завел разговор, потом еще и еще. Споры шли долго. Мать продолжала утверждать, что художники «ходят без сапог». Но, убедившись в упорстве младшего сына и хорошо зная его настойчивый характер, сдалась наконец.
- Пусть будет по-твоему. Собирайся, - сказала она Ивану. - Отведу тебя в Воронеж к лучшему иконописцу.
Велела старшему, Михаилу, проследить, чтоб в думе все уладилось, чтоб отпустили парня по-хорошему. И все же никак не могла она понять, как можно променять место писаря в городском учреждении на такое легкомысленное занятие, как живопись. Ведь может и не получиться у сына ничего?
МЕЧТЫ СРАЗУ НЕ СБЫВАЮТСЯ
Действительно, первая попытка не удалась. Иван не был в этом виноват. Когда они пешком шли с матерью в Воронеж - дорога не близкая, - юноша с восторгом думал о том, как все хорошо складывается, как интересно будет постигать живописную науку, как начнет он работать красками и напишет свою первую картину. Было ему тогда 14 лет, и очень хотелось верить, что мечта тут же сбудется.
А через три месяца Иван написал матери, чтобы забрала его домой. Учение не удалось, потому что никакого учения, собственно, и не было. Целые дни таскался он из одного конца Воронежа в другой - приносил обеды, уносил пустую посуду, бегал в магазин, растирал мел.
«Когда же вы меня учить начнете?» - спрашивал он иконописца и слышал в ответ: «Ишь, быстрый какой!» Так до ученья дело и не дошло. Гордый нрав Ивана не выдержал. «В слуги не нанимался», - возмутился он. И ушел от иконописца.
Исполнение мечты отодвинулось. Но сама мечта только крепла. Ваня продолжал рисовать. Его ближайшие друзья, Гриша Турбин и Петя Бравый, тоже увлекались живописью и тоже рисовали в основном карандашом, так как на краски денег пока ни у кого не было. Дома Ивана уже не отговаривали от полюбившегося занятия. Понимали - бесполезно. А рисунки начали разглядывать с интересом. По вечерам в его комнате собирались друзья и без конца говорили о живописи.
В один из таких вечеров в дверь кто-то постучал.
- Войдите! - крикнул Иван.
И на пороге комнаты возник
