Монах - Михаил Константинович Зарубин
Она является ему во сне, он слышит ее слова на могиле, какой-то таинственный монах на Валааме передает Михаилу материнскую просьбу, и даже в горячечном бреду, находясь между жизнью и смертью, он слышит ее ласковый, успокаивающий голос.
«…Мамину могилку он увидел во втором ряду от центральной дорожки. Встал на колени, обнял могильный холмик, прижался к нему.
— Здравствуй, мама!
— Здравствуй, сынок, — голос был тихий, еле слышный. — Я знала, что ты придешь…
— Прости меня, мама.
— За что?
— Я так долго у тебя не был. Все собирался и никак не мог собраться…
— Как ты живешь, сынок?
— Живу, как многие. У меня жена, две дочки, четыре внука. Я им рассказываю о тебе, о нашей деревне. А ты как?
— Скучно здесь, Миша, люди редко бывают…
— А зачем тебе люди?
— А как же, сынок, с людьми-то веселее…»
И с упорством, доходящим до исступления, автор вновь и вновь возвращается в детство, к маме, на деревенскую, жарко натопленную печку. Он возвращается туда, где его по-настоящему любили, где чай был сладким, хлеб вкусным, а впереди ждала огромная жизнь, наполненная удивительными встречами и событиями… Глубокая материнская любовь, которую автор пронес через всю свою жизнь, сформировала его душу и дала большой запас прочности. Этой любви ему хватило, чтобы отдать большую ее часть своим близким — жене, детям, внукам…
По слову Иоанна Крестителя, «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге…». Но где взять любовь к людям, если в душе ее нет, а в мирской жизни тебя окружают не люди, а монстры? Развратные, тщеславные, подлые, завистливые, нечистые на руку — они тщательно маскируют свои грехи и в глазах окружающих выглядят как вполне благопристойные граждане, разумеется, со своими, вполне простительными слабостями. Как возлюбить ближнего «как самого себя», если этот самый ближний жестоко предал тебя, другой ближний — обворовал, а третий — обманул?
Герой повести «Монах» Саша Петров нашел ответ на эти вопросы. Он пришел к вере, к Богу — ценой сомнений, разочарований, душевных и телесных мук. А вот его оппонент Анатолий Петрович, человек, который очень давно, больше тридцати лет назад сумел спасти молодого неопытного парня, такой веры не обрел:
«— Но неужели в монастыре живут только праведники, очистившие душу от греха?
— Монастырь — не райский заповедник. Люди есть люди. И в миру, если присмотреться, много праведников. А вам, Анатолий Петрович, я очень благодарен за то, что вы спасли меня когда-то. Я всегда это помнил. И как знать, не встреть я вас в мой урочный час, как бы повернулась жизнь?
— А чем же вы живете? Чем?
— Тем, чем живут все монахи. Богообщением, — не задумываясь, ответил отец Никодим.
Уже вечером, придя в гостиницу, Анатолий Петрович открыл свою амбарную книгу, куда заносил свои мысли «по поводу и без повода», и записал:
«Сегодня случилась неожиданная встреча с удивительным человеком. Когда-то он был простым парнем, Сашей Петровым, теперь стал отцом Никодимом. И он, и я прожили достаточно сложную и насыщенную событиями жизнь, каждый из нас приобрел жизненный опыт, только его опыт оказался таким далеким и трудным для моего понимания, что я даже немного робел, разговаривая с ним. Я получил ответы на некоторые вопросы, давно меня интересовавшие».
Александр Яковлев,
доктор филологических наук
Монах
Повесть
Глава I
Здоровье Анатолия Петровича Докучаева после шестидесяти стало совсем никудышным. Появилась одышка, заболели ноги, стал терять сознание, причем неожиданно. Уже дважды он падал на улице, и после этого появился страх: свалиться вот так где-нибудь в безлюдном месте — и хана, некому спасти, некому помочь. Врачи маленького районного городка, где жил и работал Анатолий Петрович, ощупали его всего, сантиметр за сантиметром, просветили всякими приборами, исписали тонну бумаги, но диагноза так и не сумели поставить.
Вместе с болезнью пришла к Анатолию Петровичу склонность к самоанализу, к уединенным размышлениям: о смысле жизни, о Боге, о вере и неверии, о Вселенной, о месте человека на земле, и так далее. Он даже стал записывать свои мысли в толстую амбарную книгу, и это занятие так ему понравилось, что вскоре он уже не мыслил себя без «дневника жизни», как он назвал своего «доверителя» по юридической терминологии. Он понимал, что ничего, кроме банальностей, не сможет выдумать, но остановиться не мог, справедливо рассудив: самое банальное — истина, потому что она не предполагает толкований и вариантов.
«…Что такое прожитая жизнь? Путешествие. Первая часть его — пеший подъем в гору. Идти трудно, хочется присесть, отдохнуть, но надо карабкаться наверх, впереди вершина, она зовет к себе. Вершина у каждого своя. Кому-то по плечу Эверест, а кому-то холмы в районе Кавголова. Только тяжкий труд поможет взобраться на вершину, и вот ты уже наверху. Не успеваешь разглядеть с высоты зеленые долины, голубоватые ленты рек и моря, а уже пора спускаться. Какая-то неведомая сила тянет с горы, приходится все время убыстрять шаг, чтобы удержаться на ногах. Многое так быстро пролетает мимо, что ни остановиться, ни присесть, ни отдохнуть. Все меньше остается родных и друзей: кто-то не дошел до своей вершины, кто-то остался на ней, кто-то не удержался на обратной дороге и упал в пропасть. Грустно.
Все мы задумываемся над простенькими вопросами жизни: почему мы живем в этом мире, что является смыслом нашей жизни? Почему окружающий мир благосклонен к одним, а к другим — суров? А может, и нет никакого смысла, все происходит вокруг нас случайно? Миллионы случайностей, на которые невозможно повлиять, определяют всю нашу жизнь, все наши поступки и желания. Говорят, душа бессмертна. Но как узнать об этом? Мы привыкли к тому, что человек смертен, он вечно не живет. Так нас воспитали. Всему приходит конец — и мы это видим собственными глазами. Но у нас нет специального зрения, чтобы увидеть бессмертие…
Одни считают, что жизнь человеку подарил Бог. Но если это так, почему же люди убивают друг друга? Не получается что-то с таким определением жизни, не состыковывается. Если Господь дал людям жизнь, то она не может кончиться по велению человека, как вода в
