Игорь Северянин - Вера Николаевна Терёхина
Северянин дорожил своим родословием и не преминул соединить его с родом Домонтовичей, которые вели свою историю издалека:
...гетман Довмонт, Из старых польских воевод, Он под Черниговом в сто комнат Имел дворец над лоном вод.От первого замужества у Натальи Степановны была дочь Зоя (1875—1907), двенадцатью годами старше Игоря. По сестре Северянин считал своими родственниками также выдающуюся певицу Евгению Константиновну Мравинскую (сценическое имя — Мравина) и дипломата Александру Михайловну Коллонтай (Шурочку Домонтович) — их имена, а также имена братьев и сестёр матери и отца он включил в список под названием «Родственники и родственнички».
Второй муж Натальи Степановны — Василий Петрович Лотарев, отец Северянина, — оказался на 13 лет её моложе. О знакомстве Натальи Степановны с Василием Петровичем Лотаревым поэт рассказывал со слов матери. История их встречи на Рижском взморье выглядела сюжетом из «Героя нашего времени». Принятый в доме ещё при Домонтовиче, поручик Лотарев вскоре после смерти генерала женился на вдове.
...Лжи Не выносил он лишь. Невеста, Поэта мать, была одна, Зато — мильон одна жена...Отец получил известие о рождении сына на службе и «Прислал привет отцовский в зыбку. / Шалишь, брат: Игорь — не Егор!».
Поздний ребёнок был окружён няньками и боннами. В 1887—1895 годах Игорь жил в Петербурге. Раньше, чем читать, он научился петь. С детства слывёт «заправским меломаном», бывает в Мариинском театре, где блистала Евгения Мравинская, в консерватории, Театре Народного дома императора Николая II, Театре музыкальной драмы, нередко запоминает любимые арии и напевает их так, что взрослые удивляются его слуху. В гостях у матери часто бывали литераторы, художники, музыканты, и Северянин не раз вспоминал эту пору как время восторгов и музыки, время, когда он стал поэтом.
Увлечение музыкальной и литературной классикой составило «образцовые основы» жизни и творчества Северянина. Игорь Северянин напишет о ярком впечатлении, которое произвели на него оперы «Рогнеда» Александра Серова и «Князь Игорь» Александра Бородина, поставленные в 1895—1896 годах в Мариинском театре с участием Фёдора Шаляпина: «Обе эти оперы — русские оперы! — очаровали меня, потрясли, пробудили во мне мечту, — запела душа моя. Как всё было пленительно, как небывало красочно: мягкий свет люстр, бесшумные половики, голубой бархат театра, сказочная сцена с витязями, лошадьми, Кремлем Путивльским, киевскими лесами дремучими, пещерой Скульды — и такая большая, широкая, высокая, глубокая! Вокруг, в партере, нарядно, бархатно, шёлково, душисто, сверкально, притушенно-звонко. <...> Сладко кружится голова. Как не пробудиться тут поэту, поэтом рождённому?.. Лучшей обстановки и не выдумаешь».
Почти о тех же «мечтах о детстве» он писал в 1912 году:
По волнам шли седые деды — Не паруса ли каравелл? — И отчего-то из «Рогнеды» Мне чей-то девий голос пел... И в шторм высокий тенор скальда Его глушил — возвестник слав... Шёл на могильный холм Руальда По брынским дебрям Изяслав.Среди любимых композиторов Северянина — Амбруаз Тома и Джакомо Пуччини, Пётр Ильич Чайковский и Николай Андреевич Римский-Корсаков. Северянин признавался: «Музыка и Поэзия — это такие две возлюбленные, которым я никогда не могу изменить».
Интересны впечатления более поздние — после возвращения в Петербург в 1904 году, когда шестнадцатилетний Игорь, поощряемый сводной сестрой Зоей, имевшей абонементы в оперу, посещал театры: «...по воскресеньям даже дважды вдень...»
Юность Северянина совпала со временем, когда выдающаяся русская певица Лидия Яковлевна Липковская (по мужу Маршнер) (1882—1958; колоратурное сопрано) находилась в зените славы. Талант Липковской высоко ценили Римский-Корсаков, Глазунов, Направник, Массне, Станиславский, Мейерхольд, Качалов, Луначарский. Александр Иванович Куприн посвятил ей стихотворение «Я помню Мариинского театра / Роскошный зал...», где есть такие строки:
Певица медленным обводит взором Партер и ложи. Как она мила! Она вся в белом. Белые перчатки И туфельки, и веер. Только Краснеет жарко роза, роза в волосах... Ещё одно мгновение, и звуки Необычайной сладости текут, Текут, как солнца золотая радость, Как песня соловья... И замолчал
