Частная коллекция - Алексей Кириллович Симонов

и не всё в самом написанном «лезет» в книгу. Мои портреты и истории возникали в разные годы и по разным поводам, публиковались в основном в периодике или в сборниках воспоминаний, отсюда неизбежные повторы и залихватские зачины — ведь отдельная публикация старается привлечь к себе внимание с первых слов, что приводит к литературным излишествам и изыскам, книге противопоказанным. Но, сокращая и подрезая, можно было по инерции не просто стереть пыль, а кое-что перелицевать, дорисовать то, что подвергалось воздействию редакторской ретуши, цензуры или самоцензуры, и задним числом сделаться более умным или более смелым. Чтобы осмыслить эту опасность и избежать ее, тоже требовалось время. Словом, жанр «Частной коллекции», изобретенный в поисках легкой жизни, оказался более трудоемким, чем представлялось поначалу.

И все равно — жанр был счастливой находкой. Теперь можно просто проставить даты, чтобы сориентировать читателя, что и когда написано.

Удалось решить и еще одну непростую проблему — как эту коллекцию разместить: по хронологии написанного? по хронологии событий биографии? Как ни странно, любая из хронологий вносила еще большую неразбериху, доводя до хаоса смешение времён, и без того свойственное каждому из воспоминаний в отдельности. Самым логичным выглядело разместить собранное в отдельных разделах: биографическом — с портретами родителей, собственными автопортретами разных лет и семейными реликвиями; в литературном и в кинозале. Это позволяло привести коллекцию в какое-то подобие порядка. При этом выпал планировавшийся поначалу четвертый раздел — сегодняшней жизни. Всё, что я как руководитель общественной организации делаю последние восемь лет, еще не остыло для воспоминаний и не вписывается в жанр этой книги. Одну шутку из новейших времен я все-таки в первом разделе оставил для затравки, остальному либо — другое время, либо — совсем другая книга.

Я буду при этой коллекции чем-то вроде экскурсовода, а значит, не должен игнорировать вопросы личного порядка, которые нескромный посетитель непременно задает экскурсоводу. Ну, вроде: «Вы еще скажите, девушка, вы сами-то замужем? А то из нашей группы интересуются…»

Интересующимся отвечаю по возможности кратко.

Грех жаловаться:

— из 60 лет почти 45 проработал;

— придумал, перевел, отредактировал, издал около четырех десятков книг;

— снял 21 фильм — «очко»;

— был сыном хороших родителей и стал отцом двух неплохих сыновей;

— женился неоднократно, но только на замечательных женщинах;

— переболел всеми болезнями времени: комсомолом, диссидентством, революцией, демократией, кумироманией и кумирофобией и выжил без особо тяжких последствий для психики;

— имел и имею друзей; счастлив, что почти всю жизнь это одни и те же люди;

— приобрел врагов, но не унизил их и не дал им унизить себя;

— ни в какие партии не вступал и к уголовной ответственности не привлекался;

— почетных званий и государственных наград не имею;

— сменил много профессий: лаборант-гляциолог, разнорабочий, повар, пекарь, рубщик леса, востоковед, толмач, переводчик, редактор, журналист, сценарист, режиссер, преподаватель, издатель;

— с октября 1991 года возглавляю Фонд защиты гласности, и, поскольку профессии правозащитник не существует, мне на этой работе приходится пользоваться всеми навыками, нажитыми ранее.

Теперь о коллекции. Иногда спрашивают: легко ли рисовать эти картинки и портреты по памяти? Ответьте сами. Закройте глаза, и без помощи рук попробуйте вспомнить словами, как завязывать шнурки бантиком… Убедились, как костенеет, сопротивляясь, язык, какая это неподъемная задача, как вы замираете, подобно сороконожке, которую спросили, почему она шестнадцатую ногу ставит сразу после второй?

Это что касается проблемы слов, а тут еще проблема памяти, которая у каждого наособицу: кто-то помнит даты, чужую речь, погоду, географию событий и расположение предметов, а кто-то, как я, — в основном собственные ощущения от слов, предметов и событий. Недостатки памяти свойственны всем, но я в своих признаюсь заранее, чтобы предупредить: это не они такие — герои этой книги, это я их такими помню или такими люблю; это не то, что было, это моя версия того, что было.

И последнее: чего в этой коллекции нет из того, что следовало бы поместить. Иными словами, если бы ко мне обратился Маяковский и сказал: Я «в долгу перед Бродвейской лампионией, перед вами, Багдадские небеса, перед Красной Армией, перед вишнями Японии», — а вы?

Мои долги скромнее — написать бы о том, как дружили мои бабушки. Одна — из рода князей Оболенских, другая - из черты оседлости. Да и замечательных дедов своих следовало вспомнить: и того, о ком здесь хоть краешком, а написано, и о втором — суровом, военном и трогательном отцовском отчиме.

О двух театрах, в которых прошла часть моей молодости: «Современнике», где я был другом, зрителем и несостоявшимся автором, и Эстрадной студии МГУ «Наш дом», где я первый раз вышел актером на театральную сцену с большой кастрюлей на голове.

О шестидесятниках, о Высших режиссерских курсах, о Галиче, Евтушенко, Самойлове… Так что, когда вы пройдете все три раздела, имейте, пожалуйста, в виду, что это не финал, а, будем надеяться, промежуточный финиш.

Что еще полагается делать при открытии выставки? Речь произнесена, ленточку забыли, так что остается просто открыть дверь и переступить порог.

8 августа 1999 года

Комментарий экскурсовода

Меня смолоду прельщала биография Джека Лондона. Но