Цзюн Чан - Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908
Жизнь ее семьи изменилась. Цыси тогда шел двенадцатый год, и ей пришлось ради лишних денег заниматься вышивкой на продажу. Об этом периоде она вспоминала всю свою жизнь и часто рассказывала о нем своим фрейлинам при дворе. Так как Цыси была старшей из двух дочерей и троих сыновей, отец обсуждал с ней проблему семейной задолженности перед государством, и она была в курсе этого дела. Она выступала с тщательно продуманными и практичными предложениями: какие пожитки продать, что ценное отдать в залог, к кому обратиться за ссудой и с какого боку к ним подойти. В конечном счете силами клана удалось набрать 60 процентов нужной суммы, которой хватило, чтобы вызволить ее деда из заточения. Вклад юной Цыси в решение данной проблемы стал семейной легендой, а ее отец оценил такие усилия высочайшей похвалой: «Эта моя дочь на самом деле ничуть не хуже настоящего сына!»
Цыси, к которой отец относился как к сыну, могла обсуждать с ним темы, обычно находившиеся за пределами интересов женщин. Во время бесед отца с дочерью речь неизбежно заходила об официальных отношениях и положении государственных дел, которые пробудили у Цыси интерес, сохранившийся на всю жизнь. Широко пользовавшаяся советами и научившаяся навязывать свое собственное мнение другим людям, она обрела уверенность в своих силах и никогда не соглашалась со сложившимся в обществе предположением о том, что женщина уступает мужчине в умственных способностях. В такой сложной ситуации она к тому же отточила методы своего будущего правления. Испытав горечь наказания по усмотрению судьи, Цыси постарается проявлять справедливость к своим чиновникам.
Так как Хуэйчжэн смог внести значительную сумму денег для погашения штрафа, в 1849 году император наградил отца Цыси назначением правителем крупной монгольской области. Тем летом он отправился со своей семьей в город Хух-Хото, который в наши дни считается столицей автономного района Внутренняя Монголия. Впервые Цыси покинула многолюдный Пекин, выехала за пределы ветшающей Великой Китайской стены и отправилась по каменистому тракту, ведущему в бескрайние монгольские степи, раскинувшиеся до горизонта. На протяжении всей своей жизни Цыси сохранила стремление к свежему воздуху и ничем не ограниченному пространству.
На своем новом посту губернатора отец Цыси отвечал за сбор налогов и в соответствии с господствующей старинной традицией облагал местное население податью, чтобы возместить семейные убытки. Это воспринималось как должное. Считалось, что чиновникам, получавшим нищенское жалованье, дозволено пополнять свои доходы любыми доступными для них способами за счет местного населения, но «в разумных пределах». Цыси росла в условиях такой вот системы обирания народа, вошедшей в жизнь китайского общества как нечто должное. В феврале 1850 года через месяц после того, как семья Хуэйчжэна обосновалась в Монголии, умер император Даогуан, и на престол взошел его наследник – сын император Сяньфэн. Этот новый император, тогда ему было 19 лет, родился недоношенным и с самого рождения был слабым здоровьем ребенком. У него было узкое лицо и унылый взгляд, к тому же он хромал. Хромота появилась у него после падения с лошади во время одной из поездок на охоту, которые были обязательным для всех великих князей мероприятием. К нему, как императору, положено было обращаться «дракон», однако злые языки в Пекине называли его Хромым драконом.
После его возведения на престол по всей империи началась кампания по подбору кандидаток ему в наложницы. (В этот момент у него имелась одна наложница.) Кандидаток набирали из девочек-подростков только маньчжурок и монголок, китаянок на конкурс не приглашали. Их родителям полагалось занимать определенное положение в обществе, а законом устанавливалась их обязанность регистрировать своих дочерей при достижении ими половой зрелости.
Цыси числилась в этом списке, и теперь, как и остальные девушки со всего Китая, она отправилась в Пекин. Она снова поселилась в старом доме своей семьи и стала ждать приглашения на мероприятие, когда все кандидатки должны будут прошествовать перед императором. После того как тот делал свой выбор, кое-кого из девушек назначали супругами великих князей и прочих августейших представителей мужеского пола. Отсеянных в ходе конкурса кандидаток отправляли домой, чтобы они вышли замуж за кого-то еще. Представление кандидаток в супруги императора в Запретном городе назначили на март 1852 года.
Порядок проведения такого смотра складывался на протяжении многих поколений. За сутки до назначенного дня соискательниц привозили во дворец на запряженных мулами повозках (так называемых «такси» дня), нанятых их родственниками и оплаченных из придворной казны. Эти повозки напоминали сундуки на двух колесах, и их покрывали плетеным бамбуком или ротангом, пропитанным тунговым маслом для защиты от дождя и снега. Их закрывали яркосиние шторы, а внутри стлали войлочные и хлопчатобумажные матрасы с подушками. Это были привычные транспортные средства даже для членов семей великих князей, но для них внутренняя отделка была из меха или атласа в зависимости от сезона года, а снаружи устанавливался знак, соответствующий чину владельца.
Увидев такую колесницу, проезжающую мимо и скрывающуюся в сгущающейся темноте, Сомерсет Моэм позже поделился своими размышлениями: «Остается только догадываться, кто это там внутри сидит, скрестив ноги. Быть может, ученый… на пути в гости к своему приятелю, с кем собирается поделиться изысканными похвалами, а также обсудить золотую эпоху Тан и Сун, возврата которых больше не предвидится; быть может, юная певица в роскошных шелках и богато вышитом жакете, с нефритовым украшением в волосах, приглашенная на вечеринку спеть песенку и провести утонченную беседу с молодыми франтами, достаточно воспитанными, чтобы оценить ее ум».
Колесница, в которой, как показалось С. Моэму, перевозятся «все загадки Востока», отличалась единственным неудобством, так как вал ее колес крепился с помощью проволоки и гвоздей без рессор – на грунтово-каменной дороге путник подпрыгивал и проваливался на ее неровностях, мотаясь во все стороны. Особое испытание во время путешествия на такой повозке ждало европейцев, привыкших сидеть на лавке, а не скрестив ноги. Дед сестер Митфорд Альгернон Фриман-Митфорд, в скором времени назначенный атташе при британской дипломатической миссии в Пекине, заметил так: «После десяти часов езды в китайской повозке человека остается разве что сдать в лавку старого тряпья и костей».
Степенно двигающиеся повозки с претендентками собирались у черного хода Императорского города, где находился внешний двор Запретного города. Так как Запретный город уже занимал огромную площадь, это гигантское внешнее пространство точно так же огораживалось широкими малиново-красными стенами под черепичной крышей того же императорского желтого цвета. Здесь находились храмы, канцелярии, склады и мастерские; лошадей, верблюдов и ослов с поклажей вели сюда, а после разгрузки отсюда все в этом месте предназначалось для обслуживания двора. В назначенный день после захода солнца вся деятельность тут прекратилась, и в Императорский город открылся проезд для колесниц, на которых везли участниц конкурса в строго предписанной очередности. Миновав рукотворный холм Цзиншань и перебравшись через ров, они прибывали к северным воротам Запретного города, или воротам Божественного мастерства, над которыми возвышалась двухъярусная роскошная разукрашенная крыша.
