Подвойский - Николай Тихонович Степанов
Семинаристы загалдели, перебивая друг друга. Импровизированный концерт перешел в очередную словесную схватку. Николай лишь улыбался.
— Духовный идет! — вдруг крикнул кто-то.
Все разом смолкли. Скрипнула дверь, не спеша вошел духовный отец.
— Что шумите, дети мои? — мягко спросил он, ощупывая колючим взглядом собравшихся.
Семинаристы, как по команде, смиренно опустили глаза. Они растерянно молчали.
— Учимся говорить с паствой, — нашелся Николай.
Духовный отец повернулся к нему. Их взгляды встретились.
— Дерзок больно, пастырь! — со скрытой угрозой произнес духовный отец и кивнул на скрипку. — Мирскими делами занимаетесь. Учили бы слово божие.
Он недовольно отвернулся и медленно вышел. Семинаристы обратились к Николаю. Взгляд его действительно был дерзким, в глазах не было и намека на покорность.
Вскоре Николай был включен в семинарский хор, а затем и в оркестр. Ему поручили игру на барабане и организаторскую работу. Барабанщиком он оказался неважным, но организатором отменным. Хор и оркестр стали выступать по всему городу, но чаще всего в епархиальном училище, где, кстати, училась сестра Николая — Феофания. Николай сразу стал предметом воздыхания многих епархиалок. На него стали смотреть как на очень «подходящего жениха». Поэтому часто просили его поиграть на скрипке и спеть на вечерах. Иногда даже специально посылали за ним лошадей. «Но я, — вспоминал потом с улыбкой Николай Ильич, — как-то благополучно миновал все «сети», хотя и не прилагал для этого особых усилий».
Илья Михайлович не мог оказывать Николаю регулярной материальной помощи. И тому вскоре пришлось подрабатывать в певческой школе. Но плата была мизерной. В поисках дополнительного заработка Николай вынужден был заняться репетиторством. Дни были загружены до предела. Чтобы везде успеть, он стал расписывать свое время, а из скудных доходов с трудом выделил деньги на покупку стареньких карманных часов. Мечтательность и созерцательность, до того ему свойственные, под давлением обстоятельств стали уступать место деловитости, самоорганизовапности, самодисциплине.
В конце концов Николай полностью отказался от помощи родителей. Репетиторство стало не только основным источником его существования. Оно расширило круг его общения. Он познакомился со многими новыми для него людьми. Репетиторство позволило ему изнутри взглянуть на жизнь мещанства, чиновничества. Все свободное время он проводил теперь в городе. Его поведение в семинарии становилось все более независимым, а суждения в спорах с семинаристами все более резкими. Даже самые близкие друзья не знали, что в городе Николай не только давал уроки, он и сам стал учеником. Ведь описываемые события происходили в 90-е годы, когда по всей России росло и ширилось недовольство рабочих, а в Петербурге развернул работу созданный В. И. Лениным нелегальный «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Быстро распространялись идеи марксизма. Наступил новый этап освободительного движения в России — пролетарский. В борьбу втягивались не только рабочие, но и интеллигенция, студенчество, учащаяся молодежь, крестьянство. В это время в Киеве активно действовала социал-демократическая группа «Рабочее дело», возглавляемая Ю. Д. Мельниковым, Б. Л. Эйдельманом, П. Л. Тучапским, Н. А. Вигдорчиком, влияние которой выходило далеко за пределы города. Революционные процессы не миновали и провинциальный Чернигов. Здесь образовался небольшой социал-демократический кружок, который повел работу среди учащейся молодежи. В городской публичной библиотеке кружковцы и обратили внимание на регулярно и упорно занимающегося семинариста.
…Однажды Николай заметил в читальном зале за соседним столиком озабоченного молодого человека в студенческой тужурке. Он взял целую груду книг. Просматривал их быстро, правда, над отдельными страницами задумывался надолго, записывал что-то в тетрадь. Он стал приходить часто. Работая, иногда поглядывал на Николая. В один из дней пришел позже и всего с одной книгой. Кивнув Николаю как старому знакомому, студент подошел к Подвойскому, склонился над его столиком и, указав глазами на книгу, раскрытую на странице с жирным заголовком «Вий», доверительно сказал:
— Не свою литературу читаешь, семинарист.
Николай взглянул на страницу и улыбнулся: действительно, гоголевского «Вия» к богословской литературе не отнесешь. А студент улыбнулся в ответ и протянул руку:
— Будем знакомы! Зови меня просто студент. Николай поднялся и тоже подал руку:
— Будем! Тогда и меня зови просто семинарист.
— Как тебя зовут, кто ты и что читаешь, я уже знаю. Хорошо бы поговорить. Может, что и посоветую.
С лица студента не сходила искренняя, обезоруживающая улыбка. Он смотрел выжидающе. Николай согласился.
Гуляли и говорили они долго. Условились встретиться еще. На встречу студент принес Николаю напечатанную в Женеве брошюру «Манифест Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса с авторским предисловием к русскому изданию.
«Манифест» с первых же строк: «Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма» — захватил Николая. Он прочитал брошюру в один присест. Она его не просто заинтересовала, а поразила. Какая критика капитализма! Как четко обозначены перспективы развития общества! Какая энергия и простота изложения революционных задач! Ничего подобного Николаю ни в одной из прочитанных ранее книг встречать не приходилось.
При новом свидании со студентом Подвойский говорил только о «Манифесте», с жаром пересказывал особенно понравившиеся места. Но потом, успокоившись, сказал:
— Европа — это все-таки не Россия. Там давно республики.
— Верно! — обрадовался студент. — Молодец, семинарист. Ты понял больше, чем я ожидал. Вот тебе «Обрыв» Гончарова. В середине найдешь работу русского марксиста Плеханова. Она тебе и насчет России кое-что разъяснит.
Они расстались. Николай в томике Гончарова обнаружил искусно вплетенную в середину работу Г. В. Плеханова «Наши разногласия». В ней был марксистский анализ положения в России. Там же автор подверг довольно резкой критике народников. Это было неожиданным для Николая. Ведь герои-народники были кумирами значительной части молодежи. Преклонялся перед ними и Николай. Вернув книгу студенту, он заметил, что с народниками ему не все ясно.
— Это же настоящие революционеры! Желябов, Кибальчич, Перовская! Почти двадцать лет ими восхищаются…
— Вот именно — двадцать лет! — парировал студент. — Этих героев уже нет. Пойдем, я тебя познакомлю с интересным человеком. Работает в фельдшерской школе учителем. Так и зови его:
