Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983 - Михаил Александрович Лифшиц
Если Вы в чём-нибудь не согласны с моими размышлениями о современном искусстве, то я, конечно, за это не буду считать Вас дурным гражданином, подлежащим искоренению. Правда, речь идёт о делах вкуса ‘, а в этой области, как говорит Ларошфуко, мы более чувствительны, чем в том случае, если
* Здесь и далее выделено М.А. Лифшицем.
кто-нибудь не соглашается с нашими мнениями. Но я всё-таки уже в таком возрасте, когда догматизм вкуса убывает. В молодые годы, после принятия божественного откровения, я часто думал, что нет бога, кроме бога, и Магомет пророк его. Я и сейчас так думаю, но с тех пор —
В свой поэтический бокал
Воды я много подливал.
(Пушкина я, конечно, перевираю, но в Переделкино у меня нет «первоисточников»21).
В молодости, например, я не хотел ничего знать, кроме кватроченто и старых нидерландских мастеров, а теперь отдаю должное даже реалистической мазне Х1Х-ого века. Искусство трудно, за всякое проявление его нужно быть благодарным, и всегда прискорбно, когда приходится ругать художника по каким-нибудь «высшим соображениям».
Но эта гибкость должна уживаться и с твёрдостью. Во-первых, одно дело – личная вина и другое – историческая. Я думаю, что всё человеческое, всякое искреннее мучительное искание заслуживает сочувствия или, хотя бы, жалости (если оно ложно). Шарлатанство в счёт не идёт. С этой точки зрения, заслуживает уважения и фанатизм первых модернистов, и даже основоположников абстрактного искусства, которые ничем не хуже других. Но с исторической точки зрения, которая ведь заключает в себе и указание пути, и норму будущего^ мы не можем стоять на позиции: «всё благо». Здесь нужно выбирать, и лишь об этом идёт речь, а не об уголовном процессе против модернистов. Они сами – жертвы; но есть ведь и другие соображения, кроме жалости. «Правда выше жалости», писал Горький, и, хотя не всегда он писал правду, в данном случае старик прав. Верующие – ортодоксы и сектанты – также жертвы. Им можно даже сочувствовать в их болезненной травме, но нельзя разделять их мировоззрения.
Кроме того – от искренности до лицемерия только один шаг. И есть такие состояния души, когда по многим важным причинам определённая доза лицемерия, игры с самим собой и с другими, входит даже в искренность. Есть искренность, благоприятная для шарлатанства. Дадаисты, например, этого и не скрывали. На Западе много пишут о тесном слиянии между «jeu»[1] и «sacre»[2], между мистикой и мистификацией. У нас не знают идейные основы модернизма, и поэтому часто приводят в его защиту неподобающие аргументы, например, ссылку на искренность «выражения».
Мне кажется совершенно очевидным, что так называемое «современное искусство», будучи искренним в своих исходных пунктах, теснее граничит с шарлатанством, чем старое. Да это и понятно – ведь принцип современного искусства заключён в субъективном выражении, а выражать себя можно – и даже легче это сделать – посредством воплей, а не bel canto[3]. Хороший рисунок, светотень, колорит – даются с трудом, и это нечто, до некоторой степени объективное, а для того, чтобы только выразить себя, этот талант и эти знания, этот труд – не нужны вовсе. Поэтому и грань между искусством и шарлатанством стала эфемерной, даже в пределах жизни одной личности (как Пикассо, например).
Как же относиться к этим явлениям? Если подобные психические заболевания приняли столь широкий характер (что не ново в истории и что имеет свои причины), то не считаться с ними не может марксистская политика. Здесь есть полная аналогия с религией. Модернизм – это религия неверующих (а иногда и верующих) интеллектуалов XX-го века. Поскольку эта религия захватила широкие слои интеллигенции, нельзя не считаться с этим фактом и нельзя разделять силы в классовой борьбе по признаку реализма или не-реализма. Это выгодно имущим классам, буржуазной идеологии, которая на такие деления, распады и опирается. Мы должны работать в борьбе за демократию и социализм рука об руку со всеми противниками наших врагов, независимо от их религиозных и эстетических убеждений. Это верно.
Но это одно, а сглаживать различие между материализмом и религией или между марксистской эстетикой и модернизмом — это другое. Вот что мы часто делаем, вместо того, чтобы провести ясную грань, а потом сотрудничать. И это худо, ибо малейшая не-принципиальность отталкивает.
Поэтому, если Вы хотите какого-то смягчения грани между нашей эстетикой и основным модернистским течением XX-го века, то с точки зрения общей перспективы ленинизма – это было бы неправильно. Но я понимаю, что Вас волнует не общая перспектива, а конкретные вопросы сегодняшнего дня. Не лишены ли мы важного критерия в этой области? По-моему, не лишены. Приведу пример. Мы против пацифизма^ об этом у Ленина немало сказано. Но это не значит, что мы против всякого пацифиста. Для многих даже в 1914–1918 гг. пацифизм был ступенькой к борьбе классов, к освобождению от шовинистического угара, а для других это был способ отравить и ослабить напряжение классового сознания. Какой пацифизм? Куда он ведёт? Каков путь? Вот вопрос, который ставит Ленин, нимало не сомневаясь в том, что пацифизм в целом ложен и враждебен марксизму. Всё нужно рассматривать конкретно.
Так же и в эстетической области. Люди идут к коммунизму, идут к Истине, идут к будущему великому реалистическому искусству разными путями. Мы не можем требовать от них какой-то лабораторной чистоты, ставить дурацкие догматические условия. И мы будем правы, если скажем: пусть для художника-модерниста его приобщение к объективному содержанию коммунистического движения будет ступенькой к освобождению от предрассудков его эстетической формации. Это возможно! Но это будет невозможно, если, вместо такого конкретного подхода к делу, мы начнём искать какую-то среднюю, взаимно-приемлемую платформу, например, как это у нас теперь часто делают, объявим Пикассо реалистом, включим в реализм всю французскую живопись, начиная с 70-х гг., развивавшуюся под знаменем борьбы против реализма, и выключим только «абстракцию». А почему, собственно? Завтра придётся включить и её.
Вы понимаете, что эта точка зрения допускает сотрудничество и уважительную оценку художников любых направлений, не исключая абстрактной живописи. Но эта точка зрения исключает какой бы то ни было эклектизм, сглаживание противоречий в области мировоззрения, эстетических принципов, понимания общего хода развития искусства – даже по отношению к первым, ранним формалистическим программам, начиная с импрессионизма.
Чтобы не ошибиться и не впасть в скептические шатания, не худо принять во внимание ещё следующие обстоятельства:
1. В подобных исторических движениях (как модернизм) объективная ценность обратно пропорциональна удалению от исходного пункта. Поэтому, конечно, первые
