Вера Калмыкова - Сальвадор Дали
Успехи вскружили голову и без того тщеславному молодому человеку, и в результате Дали, отказавшийся соответствовать учебной дисциплине, был окончательно отчислен из академии. Но это его не расстроило, поскольку у него уже имелась аудитория – и выставочные залы, и газеты были готовы предоставлять площадки для реализации его идей. Однако у этого ниспровергателя основ имелись и свои принципы: обожая родную Каталонию, он счел своим гражданским долгом пройти военную службу. Находясь в летнем отпуске, успел сделать декорации и костюмы к спектаклю по пьесе Лорки «Мариана Пинеда», поставленному в барселонском театре «Гойя», а также написать поэму «Виноградная гроздь гонится за рыбкой». Работы тех лет предвосхищают переход к сюрреализму.
В следующем программном эссе 1928 г. «Каталонский антихудожественный манифест» («Желтый манифест»), подписанном также двумя другими художниками – Луисом Монтанья и Себастьяном Гашем, – воспевалась антиэстетическая сфера – автомобили, аэропланы, граммофоны, кинотехника, спорт, наука в целом. В том же году (по другим сведениям – в 1929-м) Дали познакомился с Андре Бретоном, что определило его дальнейшее сближение с сюрреализмом.
1929 год
25-летний молодой человек находился в центре всеобщего внимания и восхищения, был признан теми немногими людьми, которых уважал сам, и пользовался всеми привилегиями, которые предоставляет свобода творчества. О нем говорили, с ним спорили, его принимали и отвергали. У него имелся солидный культурный багаж. Он не только знал современное искусство, но и питался от истоков национальной испанской культуры, а также изучал творчество великих испанских живописцев Эль Греко, Франсиско Гойи и Франсиско де Сурбарана, архитектора Антонио Гауди, со вниманием учился у предшественников из других стран и эпох – Джузеппе Арчимбольдо, Жана Энгра, Яна Вермеера Дельфтского. Он исповедовал идею о том, что художнику необходимо двигаться вперед, но при этом опирался на достижения гениев прошлого.
Общение с Бретоном сделало Дали идеологом сюрреализма, а дружба с Бунюэлем позволила ему стать одним из соавторов нашумевшего сюрреалистического фильма «Андалузский пес». Период «бури и натиска» проходил триумфально, сопровождался скандалами, столь приятными сердцу молодого художника, по-прежнему ненавидевшего буржуазию с ее лицемерием и ограниченными вкусами.
Сам художник вспоминал: «Четыре года, предшествовавшие изгнанию из лона семьи, я прожил в состоянии непрерывного, грешившего экстремистскими крайностями «духовного ниспровержения». Эти четыре года были для меня поистине ницшеанскими. Если забыть об… атмосфере тех лет, то многое в моей жизни могло бы показаться просто необъяснимым. То была эпоха моего… тюремного заключения, время, когда осенним салоном в Барселоне была за непристойность отвергнута одна из моих картин, когда мы с Бунюэлем подписывали оскорбительные письма, обращенные к медикам-гуманистам и всем самым очаровательным личностям Испании… Все эти демарши были по большей части совершенно лишены каких бы то ни было оснований, но таким путем я пытался проявить свою «волю к власти» и доказать самому себе, что я все еще недоступен для угрызений совести» [3, с. 55].
Однако был ли Сальвадор Дали хоть сколь-нибудь счастлив? Увы, на этот вопрос можно ответить только отрицательно. «Он существо глубоко асоциальное, и его участие в художественных кружках, движениях, выставках не означало для него слияния с другими. Он эгоцентричен. Он человек личных отношений, которые становятся со временем все более и более избирательными… Согласно определениям Фрейда, можно было констатировать, что склонность молодого человека к нарциссизму, аутоэротизму и параноидальным галлюцинациям характеризует его как «полиморфного извращенца», и здесь не было ничего утешительного» [8, с. 21].
Его спасением – а может быть, как считали некоторые его друзья, и проклятием – стала появившаяся в его жизни в 1929 г. женщина, о которой он совершенно в духе Ницше писал: «Моим сверхчеловеком… суждено было стать отнюдь не женщине, а сверхженщине по имени Гала́» [3, с. 55].
Гала́
Ее настоящее имя было Елена Дмитриевна Дьяконова. Она родилась в Казани 26 августа (7 сентября) 1894 г., затем ее семья переехала в Москву. Отец Елены рано умер, отчимом стал московский адвокат Дмитрий Ильич Гомберг. В России она носила его отчество, но отцовскую фамилию. В Москве Елена училась в гимназии и дружила с девочкой Асей – Анастасией Цветаевой, младшей сестрой будущей поэтессы Марины Цветаевой. Много позже Анастасия Ивановна и сама стала знаменитой писательницей, и ей также выпала яркая судьба – правда, наполненная испытаниями куда более суровыми, чем предстояли бывшей однокашнице.
Елена болела чахоткой (туберкулезом), чем и была вызвана ее первая поездка за границу: в возрасте 18 лет ее отправляют в Швейцарию на знаменитый тогда курорт в Давосе. На курорте «Елена любит читать: ее часто видят углубленной в чтение привезенных с родины романов Толстого и Достоевского. По тому, как она умеет приручать кошек, можно догадаться, что Елена к ним неравнодушна. Дома у нее остался черный кот. Сведения, неохотно сообщенные любителям поспрашивать, незначительны и малоинтересны. Девушка до такой степени замкнута, что это наводит на мысль: не скрывает ли она что-нибудь?.. [Говорили], что девушка приехала [в Давос] не только из-за туберкулеза, что она нервнобольная, страдает маниакально-депрессивным психозом: то возбуждается до вспыльчивости, то находится в подавленном состоянии, настроение ее неожиданно меняется от бури к штилю. Эти ужасные перемены в настроении, давлении и температуре тем более опасны, что у нее хрупкое здоровье… Называя себя, она не говорит Елена, как это написано в паспорте. Она говорит Гáла, делая ударение на первом слоге… Это странное имя, к которому еще нужно привыкнуть, существует, вероятно, только для нее. Оно отличает ее от других: Гала – это прежде всего Гала. Это короткое имя… выделяет ее на фоне других обитателей санатория, но для нее это не очень важно, ей достаточно знать, что так не называют больше никого. Нелюдимая, настороженная, сдержанная до холодности, суровая, раздражительная, одинокая девушка с резкими манерами…» [2, с. 15–17]. Тут надо заметить, что Гáлой называла Елену ее мать, а ударение на втором слоге имени – Галá, – более естественное для европейцев, возникло из-за произношения на французский манер. Именно как Галá Елена Дьяконова и вошла в историю жизни и творчества Сальвадора Дали.
Нельзя сказать, чтобы Гала была хороша собой. Лицо ее с резкими чертами могло и отталкивать, если бы не пронзительные, сверкающие черные глаза, Но зато ее сложение было безупречным, и в будущем ее «божественная» фигура окажется не раз увековечена в произведениях искусства.
В санатории Гала познакомилась с Эженом Гренделем, юным поэтом, парижанином, за лечением которого внимательно наблюдали родители. Начался роман, нарушивший спокойствие добропорядочной буржуазной французской семьи. Через некоторое время Эжен сделал выбор между матерью и Гала – в пользу последней. Он стал подписывать свои стихи псевдонимом Поль Элюар Грендель и впоследствии вошел в историю мировой литературы как поэт Поль Элюар.
В 1914 г. Гала и Поль, излечившиеся от своих недугов, покинули санаторий. Он отправился в Париж, она в Москву, с тем чтобы в ближайшее время закончить необходимые формальности и соединиться навеки. Однако уже шла Первая мировая война. Эжен-Поль был мобилизован. Его здоровье не выдерживало перегрузок и тягот солдатской жизни, и он пребывал то на фронте, то в госпитале. Гала находилась в Москве, никуда не отлучалась из родительского дома, ни с кем не виделась, только ежедневно писала своему Полю. В 1916 г. влюбленные преодолели сопротивление семей (родственники девушки считали эти отношения блажью), и Гала отправилась в Париж, покинув Россию, как выяснилось позже, навсегда. 21 февраля 1917 г. молодые люди обвенчались.
Гала была глубоко верующим человеком, и набожность не оставила ее до конца дней. Она любила мужа, жаждала им руководить и пребывала в уверенности, что их ждет блестящее будущее. 10 мая 1918 г. родилась их дочь Сесиль (Эжен-Поль находился в тот момент на фронте).
Поля Элюара (впредь будем называть его так) демобилизовали в 1918 г., после того как был заключен мир с Германией. С фронта он уходил убежденным пацифистом. Цикл «Стихи во славу мира» вместе с другими произведениями и первый поэтический сборник «Долг и тревога» чуть позже сделали его знаменитым. Вот его строки:
Великолепная, с высокой крепкой грудью,Жена моя, святыня, лучше, чем когда-то,Когда я с тем, и с тем, и с тем, и с темНесли винтовку и манерку – нашу жизнь.
(Пер. П. Антокольского)Обретя семейное счастье рядом с возлюбленным, Гала вернулась в свое обычное состояние. «Глубокая меланхолия присуща натуре Гала. Самые мрачные настроения руководят ею как только могут. Гала склонна к хандре, как другие к лакомствам. Замужество ее не изменило: став женщиной, она еще чаще бывает мрачной, беспокойной (если не встревоженной), чем веселой или счастливой. Она продолжает страдать от заболевания психосоматического характера, от мигреней, болей в животе, рецидивных простуд… Это терзающаяся женщина, которая, как только достигла того, чего хотела… вновь продолжает искать свой путь. Только любовь Поля успокаивает ее, помогает ей быть сильной; повседневная жизнь кажется ей банальной, непохожей на ее «чудесные» мечты. Гала разочарована однообразием новой жизни во Франции, она надеется на что-то, что не приходит и чего она не может определить…
