Стюарт Стивен - Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки
Разрешение на операцию, разумеется, было связано и с избирательной кампанией. К этому времени опросы общественного мнения показали, что шансы на избрание Бегина уменьшаются. Военные руководители Израиля уже в течение многих месяцев пытались убедить Бегина пойти на риск, связанный с рейдом на Ирак. Они справедливо опасались, что он проиграет выборы лидеру Рабочей партии «голубю» Шимону Пересу, а объяснить Пересу, что рейд жизненно необходимо провести до 1 июля будет еще труднее. Эта дата была не случайной. 1 июля реактор должен был быть введен в строй. В этих новых условиях воздушное нападение сопровождалось бы возникновением радиоактивности в ужасающих масштабах. Результат — тысячи жертв. Израильтяне были полны решимости этого не допустить.
Иракская бомба начала беспокоить Израиль с сентября 1975 г., с того самого момента, когда президент Хусейн направился в Париж для переговоров о приобретении французского реактора, который он предполагал построить в Эль-Тувейте, в восемнадцати километрах к юго-западу от Багдада. Заявления иракских политических деятелей о том, что арабы должны получить атомное оружие, чтобы противостоять Израилю, не воспринимались Западом серьезно и рассматривались как простое бахвальство, сродни обычным декларациям о том, что «сионистский центр» будет вот-вот уничтожен.
Но израильтяне, ближайшие соседи арабов, знали их лучше, чем кто бы то ни было на Западе.
«Американцы и европейцы, — говорил один из бывших руководителей израильской разведки, — считают, что арабские деятели, делающие крайние по своему характеру заявления, на самом деле не предполагают их осуществлять. Мы уверены в обратном. Они могут быть не в силах осуществить свои намерения, но, если такая возможность у них появится, они ее непременно используют. Так что, когда арабская страна объявляет во всеуслышание, что она хочет создать атомную бомбу, это не риторика. Если ей будут предоставлены средства, она атомную бомбу сделает».
Потенциальная опасность планов Ирака состояла в том, что он обладал огромными денежными средствами, получаемыми от продажи нефти, во-первых, и в амбициях его президента, который стремился стать лидером всего арабского мира, во-вторых. Для Тель-Авива никакого значения не имел тот факт, что Ирак подписал договор о нераспространении ядерного оружия, в то время как Израиль его не подписал. Однако впоследствии, когда Израиль пытался обратить внимание международной общественности на то, что происходит в Багдаде, это обстоятельство осложняло обстановку.
В начале 1976 г. в штабе Мосада (организации, аналогичной ЦРУ в США) была создана специальная группа, в задачу которой входило наблюдение за осуществлением иракской программы. Группу возглавлял профессиональный агент с опытом работы в Европе и в арабских странах, превосходно говорящий на нескольких языках и способный выдать себя за уроженца по меньшей мере четырех стран. Он входил в состав группы из пяти-шести человек — все асы шпионажа. Его помощником был молодой ученый-атомщик, который работал в Израиле, образование получил в американских университетах и умел трезво и непредвзято оценивать ситуацию.
Первой задачей группы было наблюдение за функционированием французской ядерной установки, действующей в районе Ла Сен-сюр-Мер около Тулона. Агенты Мосада, работающие в Европе, были размещены таким образом, что поток информации о реакторе непрерывно поступал в Израиль. Кроме того, в израильское посольство в Париже были направлены дополнительно несколько ученых, которые были способны на месте оценивать поступающую информацию.
С самого начала было понятно, что французское правительство искренне убеждено, что реактор, который Франция строит для Ирака, может быть использован только в мирных целях.
Ясно стало и другое: и французские министры, и французские ответственные чиновники, встретившие восторженно выгодный заказ богатого Ирака, не слишком подробно вникали в суть тех спецификаций, которые выдавали. Однако к концу 1978 г. ни для Франции, ни для США уже не было, секретом, что почти готовый иракский реактор может быть использован для изготовления чудовищного оружия, попади он в распоряжение безответственных людей. Пользуясь общепринятыми классическими методами шпионажа, Израиль имел полную информацию о том, что делалось в Ираке. На французское правительство начали оказывать давление, побуждая его денонсировать договор с Ираком. Французы безуспешно пытались уговорить Ирак согласиться на получение реактора другого типа, но порвать контракт отказались на том основании, что он был утвержден в свое время на высшем правительственном уровне.
5 апреля 1979 г., за три дня до отправки центральной части реактора в Ирак, агенты французской разведки проникли на завод и заложили в реактор взрывчатку в расчете повредить его, но не уничтожить и таким образом выиграть время и еще раз попытаться как-нибудь договориться с Ираком. Французы пытались создать впечатление, что ответственность за эту акцию несет Мосад, но не слишком на этом настаивали. Обнародовать свою связь с Мосадом и признаться в том, что они пытались повредить свое собственное сооружение по настойчивой просьбе американцев и израильтян они не могли.
В мире шпионажа, окутанном секретностью, это была хитроумная игра, разыгрывающаяся на международной арене. Имена участников были неизвестны. Правила игры тоже. И результаты в каждом отдельном случае неясны.
Примерно через год, 14 июля 1980 года, уроженец Египта Яхиа эль-Мешад, возглавлявший иракскую ядерную программу, был убит в отеле «Меридьен» в Париже.
Обвиняли Мосад, но, по всей видимости, эль-Мешад был убит самими иракцами, которые заподозрили, что он передал израильтянам чертежи («синьки»), относящиеся к ядерной программе Ирака. На протяжении всей истории этого дела не раз возникали всякого рода несоответствия и щекотливые ситуации.
Израильтяне получили все необходимые чертежи, которые дали им возможность доказать американским и французским специалистам в области ядерной энергии, что реактор, который строят французы, может оказаться смертоносным оружием в руках иракцев. Эти чертежи попали в руки французского чиновника, который симпатизировал иракцам больше, чем это предписывалось его служебным положением. Он возвратил чертежи Ираку, продемонстрировав таким образом, что их предали. Иракцы провели свое расследование, в результате которого подозрение пало на эль-Мешада. Несмотря на все это, французы, а также итальянцы, которые поставляли для реактора горючее и, кроме того, проводили экспертизу, понимали, что в своих обязательствах по отношению к Ираку зашли так далеко, что вынуждены их выполнять, если им не удастся убедить его отказаться от контракта или изменить его. Придя к этому заключению, они тем не менее умудрились убедить себя в том, что смогут осуществлять контроль за контрабандными поставками Ираку обогащенного урана, необходимого для производства бомб, или за попытками модификации реактора, которая обеспечит возможность производства плутония. Франция действительно старалась не допустить возможности накопления обогащенного урана в Ираке и предупредила инспекторов Международного агентства по атомной энергии, чтобы они взяли под наблюдение международный черный рынок — не появится ли там горючее для реакторов из неизвестных источников.
В Израиле в свою очередь специальные группы вели наблюдение как за поступлением расщепляемых материалов в Ирак, так и за тем, что происходит на самой установке.
Ситуация опять же осложнялась тем, что страна, не подписавшая договор о нераспространении ядерного оружия, обвиняла другую, которая этот договор подписала. Естественно, Агентство не было расположено защищать интересы Израиля в этой ситуации.
«Эта незаинтересованность не была злонамеренной, — объяснял один из израильских экспертов, поддерживающий связь с Агентством. — Это была вполне понятная реакция людей, склонных больше доверять „своим“, чем чужим».
Тем не менее очевидным был тот факт, что все страны, которые так или иначе причастны к использованию атомной энергии, независимо от того, где они находятся, на Ближнем Востоке или вне его, знали, что иракский реактор по своей мощности в десять раз превосходит любой другой из известных в мире, которые открыто проектировались для военного использования. Было известно и то, что иракские специалисты закупали на черном рынке уран.
Италия, Португалия и Нигерия заключили соглашение с Бразилией (которая принадлежала к числу подписавших акт о нераспространении) о поставках урана и обмене технологией. Эксперты ездили из одного города в другой — Сан-Паулу, Багдад, Равалпинди. Пакистанцы были почти готовы начать производство собственной бомбы.
В середине 1980 г. Мосад представил премьер-министру Бегину объемистый доклад, в котором утверждалось, что минимум через восемнадцать месяцев, а максимум через два года Ирак будет иметь в своем распоряжении атомные бомбы. Вывод напрашивался сам: необходимо уничтожить реактор в Эль-Тувейте. Бегин передал доклад президенту Картеру с предупреждением, что Израиль будет считать себя вправе действовать по своему усмотрению, если не будут приняты соответствующие меры. Картер согласился с тем, что что-то надо предпринимать. Это обязательство было затем передано Рейгану. Переговоры между Америкой и Ираком ни к чему не приводили, потому что Ирак упорно отрицал, что у Израиля есть какие-нибудь основания для беспокойства. Израильтянам стало ясно, что помощи ожидать не от кого. Убедившись, что дело не терпит отлагательства, Бегин разрешил операцию «Вавилон».
