Роже Вадим - От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда...
Во время этого разговора заинтересованная особа все время поглядывала на молодого человека, которого Марк насмешливо представил как своего сотрудника: «Роже Вадим… Сценарист… Ленив, вечно опаздывает, но для своего возраста человек весьма способный». На что Брижит ответила своим непосредственным и заразительным смехом, сразу пленившим меня. Позднее она призналась, что испытала «нечто похожее на любовь с первого взгляда».
Было решено, что я порепетирую с Брижит в те дни, когда она не посещала курсы Уолкера.
Еще не доехав до дома, мадам Бардо уже пожалела, что дала согласие Марку Аллегре. Но, будучи человеком слова, она не пойдет на попятную. Оставалось убедить мужа. Именуемый близкими Пилу, господин Бардо был на пятнадцать лет старше жены. Высокий лоб, волосы с проседью, узкие губы, острый, волевой подбородок, напряженный, становившийся подчас пристальным взгляд, делавший его еще более странным из-за толстых стекол очков, – он мог бы сойти за директора психиатрической клиники, полковника в отставке или изобретателя противогаза. А на самом деле возглавлял администрацию завода по изготовлению сжиженного кислорода.
Всегда пунктуальный, даже в обстановке окружающего борделя, он являл собой пример человека, который все (до минуты) рассчитывает наперед, например, время на остановки во время поездки в машине, на заправку, среднюю скорость и т. д. И одновременно этот человек был способен прийти в восторг при виде коровы в поле. Фотографируя ее целый час, он затем, дабы наверстать упущенное время, гнал машину, превышая «среднюю скорость», рискуя жизнью семьи на каждом вираже. Ничто не принуждало его к этому, кроме стремления прибыть на место в час, обозначенный в его записной книжке. Он обожал каламбуры и анекдоты, не расставаясь с блокнотом, куда записывал услышанное. Мог прервать разговор, чтобы записать понравившийся ему анекдот, не замечая неловкости и замешательства окружающих. Господин Бардо считал, что все в доме решает он, но на самом деле бразды правления находились в руках Тоти.
На известие, что его дочь станет готовиться к кинопробе, он отреагировал следующими словами: «Шутов в семье я не потерплю», а затем добавил: «Прежде чем перешагнуть порог студии, ей придется перешагнуть через мой труп». На что Брижит возразила: «Это вы сейчас, папа, разыгрываете комедию». Тоти сказала, что дала слово. «Ты согласилась?» – переспросил Пилу. – «Да». Господин Бардо оказался в корнелевской ситуации: допустить клятвопреступление супруги или узреть бесчестие дочери. Он выбрал второе, решив, что кинопроба, в конце концов, ни к чему не обязывает. И снял свое вето.
В один из понедельников в конце дня Брижит пришла в дом № 44 на авеню Ваграм, в квартиру Желенов. Положив учебники на один из стульев при входе, она проследовала за мной в гостиную.
– Глядя на вас, я не перестаю думать о Софи, – сказал я ей.
Брижит была вылитой Софи, героиней романа, написанного мной в отрочестве. Уязвимая и динамичная, сентиментальная и современная во взглядах на секс, испытывавшая аллергию к проявлениям буржуазной морали, Софи всем напоминала Брижит. Ее образный, дерзкий язычок украшали довольно смелые, но отнюдь не вульгарные словечки. Позднее я дал ей прочитать роман, и «Софи» стало ее тайным, кодовым именем. Долгие годы она подписывала им свои любовные письма.
Брижит расположилась в одном из кресел гостиной, и мы начали работать над сценой, текст которой я попросил ее выучить заранее. Свое театральное образование я получил у Шарля Дюлена, в школе которого занимался с пятнадцати до восемнадцати лет. Конечно, у меня не было опыта моего знаменитого учителя, но я быстро сообразил, что Брижит неподражаема и что ее недостатки могут стать достоинством. Ей нужен был садовник, а не учитель. Такой цветок нельзя подрезать, его следует обильно поливать. Бороться с интонациями ее голоса, с его капризными интонациями, было бы вандализмом. В такой же мере, как заставлять вникать в психологию героини. Мотивировка поступков ее совершенно не интересовала. Она либо понимала все чисто инстинктивно, либо ничего не понимала. Брижит делала реальными своих героинь, «бардолизируя» их, прибегая к собственным эмоциям. И тогда происходило чудо.
Память у Брижит была специфическая. Она могла запомнить свои реплики за несколько минут до съемки либо напрочь забывала все то, что выучила накануне, если ее отвлекло какое-то взволновавшее ее событие. Когда мы расставались с ней после первой репетиции, она знала текст назубок. А два дня спустя не помнила ни слова и в качестве извинения произнесла: «Отец бьет тарелки». Оказывается, всякий раз, когда за столом она заводила разговор обо мне, Пилу хватал серебряный нож и бил рукояткой по тонкого фарфора тарелке, которая разлеталась вдребезги. «Мама считает, что вы дорого нам обходитесь», – сказала она и рассмеялась. Бергсон писал, что смех – это сущность человека. Я всегда считал, что эти слова имели к Брижит самое непосредственное отношение.
Одетая в блузку, она сидела на полу, прижавшись к стене и поджав ноги. Я всячески старался смотреть ей в глаза, но она поняла, что волнует меня. И тогда сказала:
– А почему бы нам не перейти на «ты»?
Я расценил эти слова как скрытое признание в любви. Но не воспользовался этим. Мы ведь встретились по делу, и я принял все меры, чтобы это не обернулось флиртом. Я вообще никогда не пользовался своим положением в личных целях. Хотя я и не был знаменит, но статус сценариста и ассистента Аллегре не мог не произвести впечатление на пятнадцатилетнюю девушку. За всю свою карьеру я никогда не заводил романы во время съемок. (Если только уже не жил с актрисой, что действительно имело место.) Встречам на авеню Ваграм, сопровождавшимся смехом, была присуща затаенная нежность. Они не были лишены своего очарования.
Наступил день кинопробы.
Брижит проявила полное самообладание. У нее не было никакого опыта, но создавалось впечатление, что она всю жизнь стояла перед камерой. Я гордился своей ученицей, которая произвела большое впечатление на Марка Аллегре.
Было поздно, когда я вез ее домой на такси. Она держала меня за руку. Мы не имели понятия, каков будет приговор продюсера, и не знали, не станет ли эта поездка через Париж нашим последним свиданием. Перед тем как выйти из машины, она быстро (впервые) поцеловала меня в губы.
Продюсеру не понравились зубы Брижит. Он посчитал, что она слишком раскрывает рот. Брижит забраковали, и начало съемок «Срезанных лавров» было отложено на неопределенное время. Я не видел Брижит несколько недель.
Но я не забыл ее. Однако мне было трудно представить, как можно согласовать столь разный, чем у нас, образ жизни. Я в буквальном смысле жил, как птица на ветке, ночуя то у одного, то у другого приятеля, в зависимости от настроения или характера общения. (Дом 44 на авеню Ваграм был убежищем, но не собственностью). Много времени я проводил на Сен-Жермен-де-Пре, напоминавшей деревню внутри большого города. Моими друзьями были тогда никому не известные люди, многие из которых прославились с тех пор. Другие, как Жан Кокто, Жак Превер, Борис Виан, Жан Жене, уже были знамениты. Я был также знаком с Морисом Шевалье, Эдит Пиаф, Колетт, Сартром, Камю, Сальвадором Дали, многими «звездами» театра и кино…
Ночи в Сен-Жермен пользовались популярностью, весь Париж приезжал сюда развлечься и пораспутничать. Если у тебя не было ни гроша, это не имело никакого значения: у кого было три су, платил за всех. Мы пользовались кредитом в бистро и дискотеках. И не без оснований. Именно такие парни, как Кристиан Маркан, Мишель де Ре и я сам, такие девушки, как Жюльет Греко или Аннабелла, придали этому району свой стиль и подбросили мысль об открытии клубов в подвалах домов. Слово «дискотека» придумано мной. Какой-то журналист обозвал нас экзистенциалистами. Позднее нам на смену пришли битники и хиппи. О нас тогда часто писали в таких изданиях, как «Самди суар» и «Франс диманш».
Нам было невдомек, что некоторые масс-медиа и местные торгаши ради прибыли использовали в своих интересах внезапно возникшее движение, бывшее скорее стилем жизни и мирной формой анархии, чем политической и интеллектуальной позицией с опорой на философские взгляды Жан-Поля Сартра. Впрочем, довольно скоро подлинный послевоенный Сен-Жермен погиб от загрязнения среды, привлекая к себе толпы туристов. Таким он остается и сегодня. Но когда я встретил Брижит, я вел шикарную, полную приключений жизнь, позволявшую общаться с самыми образованными и интересными людьми того времени.
Снимаясь подчас в массовках, продавая сценарий или работая ассистентом у Марка Аллегре на одном из его фильмов, я всячески отказывался от постоянного места службы. Но при этом в куда большей степени успевал учиться, предчувствуя, что сей период полной свободы, последовавший за четырьмя годами нацистской оккупации, станет лишь кратковременным эпизодом, и был полон решимости воспользоваться им в полной мере.
