Протоиерей Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

Еще до революции 1917 г. русская общественная мысль осознала особый смысл исторической миссии Л. Толстого: «Толстой не создал ничего положительного ни в области теоретической мысли, ни в области морали. Но деятельность его и в той и другой области имела громадное, исключительное значение. Толстой неожиданно встал перед Европой во весь свой гигантский рост и властно спросил “одуревших” от успеха внешней культуры людей о том, что, казалось, они должны были знать прежде всего: зачем они живут?»[4] Мы привыкли воспринимать дореволюционную Россию как благополучную в духовном отношении страну, в которой Православие и Церковь имеют мощную государственную поддержку. Но тогда совершенно непонятно, как при таком благополучии могла появиться ожесточенно-агрессивная критика Л. Н. Толстым церковной догматики, церковного понимания Евангелия и литургической жизни, критика, приведшая к появлению романа «Воскресение»? Почему Святейший Синод все-таки решился издать акт об отлучении писателя, прекрасно понимая, насколько этот документ будет непопулярен в русском обществе? И почему русская интеллигенция после отлучения писателя в 1901 г. от Церкви поддержала именно Л. Н. Толстого? Я думаю, что такие вопросы являются ключевыми, и ради ответа на них и написана эта книга. Именно потому она – не только о Толстом, но и об эпохе, в которую он жил.

Таким образом, еще одна книга о Л. Н. Толстом снова нужна. Не потому, что мы не знаем чего-то принципиально нового о его жизни. Но потому, что современный мир, вернее, та его часть, которая еще что-то хочет знать о Боге или хотя бы о религии, становится все более «толстовской», часто даже не подозревая об этом и не читая самого Толстого. Современный мир несет на себе печать толстовства, а жители этого мира, все менее знакомые с текстами Толстого, все чаще повторяют его аргументы. В каком-то смысле я хотел бы написать книгу о сегодняшнем дне, о современности, о всех нас. О том, как и во что мы верим. И как живем по своей вере. И какое нам дело до Льва Толстого. И какое ему дело до нас.

И еще одно пояснение. Совершенно прав современный историк О. Хлевнюк, который указывает, что в книге, которая содержит биографический материал, «герой» не должен заслонять «эпоху», тогда получается жанр «герой без эпохи», но и «эпоха без героя» – это тоже аберрация, которую очень желательно избежать. В этой книге читатель встретится и с самыми близкими Толстому людьми – его женой, детьми и с теми, кто был рядом с ним, с его адептами, восхищавшимися его гением, и сотрудниками, разделявшими его труды, сомнения и ошибки. И с теми, кто не любил или даже ненавидел Толстого. В книге будет много сказано о выдающихся современниках Толстого – обер-прокуроре Св. Синода К. П. Победоносцеве, философе К. Н. Леонтьеве, великом русском священнике святом Иоанне Кронштадтском, наконец, о Ф. М. Достоевском, Н. Н. Страхове и других.

Когда я думал о структуре и композиции книги, мне пришло в голову, что жизнь Льва Толстого после 1881 г. можно представить в жанре теологического детектива, то есть примерно так, как писал свои рассказы о патере Брауне великий Честертон. Ведь борьба Л. Толстого с Церковью многими церковными людьми рассматривалась как преступление, а для самого писателя эта борьба стала способом обретения новой веры. А если есть преступление, то у него непременно должны быть соучастники, свидетели, следователи и судьи. В этом смысле и сам Толстой, и те, кто его окружали, становятся участниками своеобразного исторического расследования, ход и результаты которого, как я попытался показать выше, чрезвычайно актуальны и для нашего времени. Конечно, это не детектив в том смысле, как понимал его Честертон. Просто потому, что жизнь Толстого хорошо известна, с каждым годом у нас все меньше надежды на то, что в этой жизни будут найдены какие-то новые «вещественные доказательства». Но желание провести новое расследование и вынести новый приговор рождается в каждом новом поколении.

В книге использован особый способ выделения отрывков, которым я придаю важное значение. Буквой помечаются цитаты из источников, на которые я хотел бы обратить внимание читателей. Буквой обозначены биографические сведения. Наконец, буквой отмечены исторические справки и определения ключевых терминов. Курсив в цитатах, кроме оговоренных случаев, принадлежит авторам цитируемого текста. Некоторые применяемые мной библиографические сокращения раскрыты в конце книге, в списке сокращений.

Глава I

Эпоха

«Солнце уже зашло, но его последние, закатные лучи еще освещают небо нашей жизни».

Итак, во введении я обратил внимание на то, что время, на которое приходится духовный перелом в жизни и творчестве Л. Толстого, – это 1861–1881 годы. Но одновременно это и тотальный перелом русской истории, который принято называть Великими реформами, перелом, связанный с завершением царствования императора Николая I, национальным унижением, вызванным поражением в Крымской войне, и очевидной необходимостью перемен. Преобразования императора Александра II привели в первую очередь ко многим важным последствиям экономического характера, в том числе, как известно, к освобождению крестьянства, появлению земских учреждений и новых судов. Эту особенность отмечает в своем «Дневнике писателя» уже Ф. М. Достоевский, говоря о романе «Анна Каренина», в котором «железнодорожник и банкир стали силою», а герои Л. Н. Толстого понимают это – например, Левин «немедленно с ними затеял сношения и дружбу» (ДПСС. Т. 25. С. 54).

Индустриализация и расширение торговли способствовали сначала появлению, а потом и количественному увеличению новой социальной прослойки в промышленности, сфере управления, культуре. Это были представители обновленных сфер деятельности – инженерные работники, адвокаты, профессиональные журналисты, экономисты разного уровня и профиля. Обновлялось и русское общество, общество новых политических, социальных, культурных и религиозных парадигм. Россия во всех сферах жизни переживала новый этап модернизации на европейский манер. Появляется генерация просвещенных людей, для которых вопросы политического устройства, политических свобод становятся первоочередными. Известная общественная деятельница кадетской партии А. Тыркова-Вильямс в своих воспоминаниях подчеркивает, что реформы Александра II «выдвинули новые потребности, воспитывали новые характеры, требовали простора, личного почина, пробуждали общественные инстинкты и навыки»[5]. И молодым поколением это время переживалось как своеобразный «медовый месяц», душевный поворот. Очень ярко передает это состояние в своих воспоминаниях известный народник Н. В. Шелгунов.

«Это был один из тех начинающихся исторических моментов, которые подготовляются не годами, а веками, и они так же неустранимы, как лавины в горах, как ливни под экватором <…> В том, что после Севастополя все очнулись, все стали думать, и всеми овладело критическое настроение, и заключается разгадка мистического секрета шестидесятых годов <…> Император Александр II обратился к чувствам всех, к труду всех, к тем громадным творческим и сознательным силам, которые хранились в нижнем течении<…> То был чад молодости, который зовется любовью».

А что же в контексте реформ происходило с духовной жизнью русского общества?

Здесь нужно сделать некоторое отступление и сказать о том типе церковно-государственных отношений, который сложился в начале XVIII века и был вызван преобразованиями императора Петра I. Православие законодательно получило статус «господствующего исповедания» и пользовалось поддержкой государства в самых разнообразных формах, признавая при этом право последнего контролировать практически все стороны церковной жизни – в организации высшего и епархиального управления, в приходской жизни, духовном образовании, межконфессиональных отношениях и иногда даже в литургической практике. Именно с учетом этого обстоятельства следует воспринимать религиозные поиски представителей образованной части общества, которые часто были вызваны протестом против формализма (действительного или мнимого) «государственной церковности». Эти поиски были отражением общих секуляризационных процессов, характерных для европейской культуры Нового времени и получивших новый импульс в эпоху Просвещения. Для русской духовной культуры конца XVIII в. одинаково характерны и заметное влияние идей Руссо и Вольтера, и в то же время стремление преодолеть это влияние сначала в масонских и мистических, а затем в философских кружках.

Восстание на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. явилось своеобразным прологом к новой эпохе царствования императора Николая I, в которую тенденция превращения Церкви в государственное ведомство оформилась законодательно, ибо в 1830 г. группой юристов под руководством М. М. Сперанского было осуществлено первое издание Собрания законов Российской империи, в котором особый статус Русской Православной Церкви, ее преимущества и привилегии были прописаны тщательно и конкретно.