Джимми Коллинз - Летчик испытатель

— Ди, — сказал я, — неужели тебе не хотелось бы гордиться тем, что ты умеешь летать? Другие женщины выучиваются же. Посмотри, сколько девушек летают. И здорово летают! Анна Линдберг, например. Она прекрасно управляет самолетом. Она летает уже совершенно самостоятельно, а ведь только недавно научилась…

Ди внимательно посмотрела на меня и сказала:

— Да, но ведь кто ее учил!..

Я бросил обучать свою жену летать.

Услужил

После того, как я окончил Брукс и Келли, военное командование перевело меня на Селфриджский аэродром в Детройте. В Селфридже делать было особенно нечего, и это стало мне слегка надоедать. Я узнал, что в Акроне — моем родном городе — устраиваются показательные полеты. Я подумал, что было бы забавно попасть туда, повидать старых друзей и продемонстрировать перед ними фигуры высшего пилотажа. Я достал у начальства разрешение и вылетел на «Томми Морз». Аэропланы этого типа к тому времени сильно устарели, и командование старалось как можно скорее заменить их новыми моделями. Самолетов «Морз» в школе оставалось всего нескольку штук.

В Акроне я застал чрезвычайное возбуждение, вызванное предстоящим зрелищем. Я решил удивить их, — показать, на что способен их земляк.

Первая часть моей программы прошла прекрасно. Я делал мертвые петли, бочки, пике и прочее. Чтобы эффектно закончить свои полеты, я придумал такую посадку, которая должна была заставить зрителей повскакать с мест. Но получилось неладно. Я не рассчитал расстояния и зацепил крылом землю…

Не оставалось ничего другого, как телеграфировать на Селфриджский аэродром, чтобы мне прислали другое крыло. Мне ответили, что у них нет сейчас подходящих крыльев и я должен упаковать самолет и отправить его обратно.

Это меня сразило. Я не имел ни малейшего представления о том, как разобрать машину. Я обследовал свой старый «Морз» со всех сторон, но не мог сообразить, как за него приняться. А между тем надо было упаковать самолет и притом сделать это быстро. Я пустил в ход пилу. Я отпилил здоровое крыло, поврежденное крыло и хвостовое оперение. Все это я затолкал в ящик и отправил по назначению. Конечно, самолет пошел на слом.

Так я помог армии избавиться еще от одного «Томми Морз».

Оправдание

Недавно я сидел в кино. Показывали новый киножурнал. На экране мелькнуло умное, лукавое лицо Джимми Дудитля. Он стоял перед скоростным, цельнометаллическим самолетом Вулти. На нем Джимми на несколько минут побил рекорд для транспортных самолетов в перелете Лос-Анджелос — Нью-Йорк.

— Жалею, что не удалось показать лучшее время, — говорило его изображение на экране, — я не отдал должного качествам машины, на которой летал. Ночью я отклонился от курса и вышел к берегу на двести миль южнее, чем следовало. Как видите, это еще один случай «блуждающего полета».

Вскоре я встретил Джимми в Буффало.

— Что с вами тогда стряслось, Джимми, — спросил я его, подразумевая перелет, о котором он рассказывал в кино-журнале. — Вам, наверно, пришлось долго лететь над туманом? — продолжал я, великодушно допуская, что в перелете было, конечно, достаточно плохой погоды, так что Джимми пришлось лететь над облаками, и он потерял землю на таком большом участке пути, что, естественно, сбился с курса.

— Нет, — объяснил он, — я летел не над туманом. Я десять с половиной часов пробыл в нем. Не было возможности лететь поверх тумана, так как выше шестнадцати тысяч футов самолет покрывался льдом. Под туманом я не мог лететь по нескольким причинам. На пути у меня лежали высокие горы. Кроме того, полет на меньшей высоте еще больше задержал бы меня и у меня не хватало бы горючего до Нью-Йорка. Моя перегруженная машина требовала пятнадцати тысяч футов для того, чтобы развить максимальную мощность мотора и наиболее эффективно использовать горючее. Поэтому мне пришлось лететь в тумане. Помимо всего прочего я перепутал радиосигналы. Некоторые из них были сильнее других. Я решил, что самые сильные — это самые близкие, а это не всегда верно. Я многому научился за этот перелет. Думаю, что в следующий раз уже не дам маху.

Это был чисто деловой разговор между профессионалами. Я сразу понял, что в таких условиях отклониться от курса всего на двести миль — вовсе не так уж плохо. Я бы не упрекнул его если бы он подробнее рассказал публике о своем перелете. Но он, нисколько себя не выгораживая, заявил: «Как видите, это еще один случай «блуждающего полета». Я подумал, что Джимми действительно молодчина.

Я мертв

Это — завещание Джимми Коллинза, летчика-испытателя[12].

Тело Джимми было найдено на кладбище Пайнлоун близ Фармингдейла (Лонг-Айленд). Его извлекли из-под обломков Груммановского самолета, который Джимми испытывал для военно-воздушного флота. Тело было скрючено, исковеркано и разбито. Самолет падал с десяти тысяч футов.

Завещание выражает мысли и чувства человека, который летал сначала в поисках красоты, а затем в поисках хлеба насущного. Оно мужественно и лирично, откровенно и цельно, как человек, который его написал.

Джимми сочинил его шутки ради (как он утверждал) и с чувством горечи (как мы догадываемся). Вот при каких обстоятельствах оно было написано:

В октябре Коллинз отправился в Буффало испытывать новый бомбардировщик Кертиса. Перед отъездом он обедал со своим старым другом Арчером Уинстеном, который вел в газете «Пост» колонку «Новости дня». Уинстен написал очерк о Коллинзе и его замечательных полетах. Он просил летчика по возвращении рассказать в авторской заметке о своей работе в Буффало.

То, что произошло затем, лучше изложить словами самого Коллинза. Он писал сестре:

«Мне пришло в голову, что я могу и не вернуться, — работа ведь опасная, — и тогда бедный Арчи останется без заметки… На всякий случай я, шутки ради, написал заметку о том, как я разбился. Предусмотрительно с моей стороны, не так ли?.. Я никогда еще не разбивался. И напрасно, потому что Арчи отлично бы на этом заработал…»

После этого полета Джимми намеревался распрощаться с работой летчика-испытателя. Он согласился провести эти испытания потому, что ему нужны были деньги для жены и детей. Он намерен был всецело посвятить себя литературной деятельности…

Я мертв

У меня была мечта…

Я не могу вам сказать, в чем она заключалась. Могу только сказать, что желание летать было одним из ее проявлений. Так было в дни моей ранней молодости. Так было с тех пор, как я себя помню.

Когда я стал старше, я почувствовал это еще сильнее.