Городецкий Наумович - Свердлов

Вследствие распоряжения департамента полиции прошу вас принять все меры к воспрепятствованию побега Джугашвили и Свердлова из ссылки».

Свердлов и Сталин усиленно готовились к побегу до наступления зимы. Через большевика Зелтыня — ветерана Туруханки, служившего управляющим английской фирмы братьев Ревельон, — Свердлов раздобыл муку, сахар, чай, табак, а у доктора Алюнина получил необходимые медикаменты. В адрес купца Лукашевича шла почта для Свердлова. Уже были получены паспорта и деньги.

«Яков Свердлов, Иосиф Джугашвили намереваются бежать из ссылки, — телеграфировал начальник департамента полиции Белецкий енисейскому генерал-губернатору 18 декабря 1913 года. — Благоволите принять меры к предупреждению побега».

Чуть ли не каждую неделю сбившийся с ног надзиратель Новоселов доносил туруханскому приставу Кибирову, что Свердлов самовольно уходит из Селиванихи в Монастырское или другие места. «Яков Свердлов ежедневно ходит в леса рубить дрова и, между прочим, уходит самовольно в село Монастырь», — гласит донесение от 31 августа 1913 года.

Зорко следили охранники за каждым шагом Свердлова и Сталина. Все кордоны были снабжены их фотографиями на случай побега. Между тем началась зима. 9 февраля 1914 года Яков Михайлович писал сестре: «Меня и Иосифа Джугашвили переводят на 180 верст севернее, на 80 верст севернее Полярного круга. Только двое будет на станке и при нас два стражника. Надзор усилили, от почты оторвали».

Местом, куда перевели Свердлова и Сталина, был станок Курейка. Здесь жило не больше полутора десятков рыбаков и охотников. Сначала Свердлов и Сталин жили вместе у крестьянки Тарасеевой, но потом, в мае 1914 года, разъехались: Свердлов поселился у Салтыкова, а Сталин у рыбака Перекрытина.

В письме от 22 марта 1914 года к Л. И. Бессер «из заполярных краев» Яков Михайлович так описывает обстановку в Курейке: «Устроился я на новом месте значительно хуже. Одно то уже, что я живу не один в комнате. Нас двое. Со мною грузин Джугашвили, старый знакомый, с кот[орым] мы уже встречались в ссылке другой. Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни. Я же сторонник минимального порядка. На этой почве нервничаю иногда. Но это не так важно. Гораздо хуже то, что нет изоляции от хозяев. Комната примыкает к хозяйской и не имеет отдельного хода. У хозяев — ребята. Естественно, торчат часами у нас. Иногда мешают».

Но все-таки и здесь, за Полярным кругом, в жгучие, 50-градусные морозы Свердлов умудрялся ходить за десятки верст на лыжах промышлять зверя, ловить рыбу, изучать французский язык, вести обширную переписку, жадно прислушиваться к каждой весточке из России.

«Много бодрости придают газеты за последнее время, — пишет Яков Михайлович 10 апреля 1914 года Петровскому. — Из них ясно, что не только не ослабевает, но крепнет и ширится раб[очее] дв[ижение]. Выступления РСДР фракции стали яркими. Вообще от разделения получился немалый плюс. Кампании последнего времени проходят при правильных лозунгах, вся линия хороша… Только издали приходится наблюдать, радоваться и печалиться. Не покидает надежда, что в свое время буду ближе к жизни. Не боюсь оторваться. Тем более что друзья не забывают. И бодрости и энергии не убавилось».

Какие горькие слова — «издали… наблюдать, радоваться и печалиться», — горькие для человека, привыкшего быть в центре событий, влиять на них, организовывать массы.

Но Яков Михайлович не только не боится оторваться от жизни, наоборот, он еще глубже, еще тщательнее изучает обстановку в партии, анализирует ее. Лишенный систематической почты, Свердлов только по письмам, по случайным номерам газет и журналов мог создать представление о том, что творится на воле, в центре. Тем больший вес приобретают его оценки и характеристики. В письме к жене 29 июня 1914 года Яков Михайлович дает уничтожающую оценку попыткам Троцкого и Плеханова навязать партии примирение и объединение с оппортунистами. Узнав из письма о том, что Троцкий стал выпускать журнал «Борьба», а Плеханов — легальную газету «Единство», Свердлов пишет: «Что касается „Борьбы“ и „Единства“, то я лично не думаю, чтобы они могли приобрести сколько-нибудь сильное влияние в массах. Самое большее, небольшие группки интеллигентов, стоящие достаточно далеко от непосредственной борьбы, могут симпатизировать органам, не представляющим твердой, выдержанной позиции… Вся их позиция вместе с некоторой полемикой с ликвидаторами] не может ничего дать отличного от ликвидаторов]…

…Что, какую отдельную линию может дать „Борьба“? …Немногим лучше и с плехановским „Единством“. Плеханов хотел бы взять на себя роль верховного третейского судьи между воюющими друг с другом „братьями“. Но он хотел бы добиться этой роли одним своим именем, силой своего личного авторитета. Увы, теперь это очень и очень мало значит».

Свердлов касается в этом письме и роли так называемых меньшевиков-партийцев, то есть части меньшевиков, которые пошли на блок с большевиками для борьбы с меньшевиками-ликвидаторами, откровенно желавшими разрушения нелегальной марксистской партии в России. «Был момент, — справедливо указывает Свердлов, — когда б[ольшеви]кам необходима была связь с м[еньшевика]ми-парт[ийцами], когда нужно было противопоставить ликвидаторам „центр“. По-моему, теперь это время прошло, и скрывать, молчать о полном бессилии м[еньшеви]ков-парт[ийцев] не к чему. Какая у них линия? С одной стороны, они по ряду вопросов примыкают к большевикам: вопрос о неизбежности коренного переворота, „курс на рев[олюцию]“, вопрос о „подполье“, о гегемонии пр[олетари]ата. С другой — к ликвидат[орам]: отношение к буржуазии, частичные требования и т. д. и т. д. И тут, как у Троцкого, цельной, законченной линии нет и быть не может».

Вскоре до Туруханки дошли известия о выходе Малиновского из Государственной думы. Не зная всей подоплеки, Яков Михайлович вместе со всей партией резко осудил дезорганизаторский поступок Малиновского, внезапно сложившего с себя депутатские полномочия и уехавшего за границу.

Лишь после революции стало известно, что Малиновского убрала сама охранка. Новый товарищ министра внутренних дел генерал Джунковский уведомил о провокаторской роли Малиновского председателя Государственной думы Родзянко. Держать в качестве депутата Государственной думы провокатора было признано нецелесообразным во избежание политического скандала, и Малиновский сошел со сцены. В 1918 году советский суд покарал предателя — он был расстрелян.

Приближалось лето, и снова стал готовиться побег Свердлова и Сталина. 27 апреля 1914 года московская охранка сообщала в департамент полиции, что, по агентурным данным, большевики готовят созыв партийного съезда и что предполагается «для успешного созыва партийного съезда устроить организационные объезды, для чего вызвать (устроив побеги) известных высланных партийных деятелей: Андрея Свердлова и Иосифа Джугашвили (Коба)…».