Елена Макарова - Движение образует форму

Мечты о покое посещают и поныне. Что за страсть заполнять чем ни попадя праздное пространство времени? Почему вместо того, чтобы смотреть на море (кстати, сегодня, в жару, оно похоже на лед), я отвечаю родителям на вопросы, хорошо ли пользоваться раскрасками и что делать, если у двухлетнего ребенка нет позывов к художественному творчеству?..

«Сейчас издается достаточно много книжек-пособий по лепке и рисованию с детьми раннего возраста. Обычно эти книжки содержат некий образец, по которому ребенок должен создать аналог. Елена, стоит ли ими пользоваться или же ребенку должна быть предоставлена полная свобода действий и фантазии»?

«Я не очень хорошо знакома с современными пособиями по лепке и рисованию. И в силу своего характера ими не пользуюсь. Например, в жизни ничего не готовила по рецептам. Но многим это доставляет удовольствие.

Если пособия не вызывают неприятия, можно ими пользоваться. Тут вот как можно посмотреть: скажем, ребенок хочет все сам, а вы ему предлагаете рецепт. Та вещь, которую он мог бы сам для себя открыть в процессе исследования, — например, что вода может течь, а может застыть, — не удивит его. Хорошо ли это?

Готовые знания точно вредны для «лунатиков» — художников и поэтов. Обратите внимание, что больше влечет ребенка — земля или небо. «Земные» дети нечасто устремляют мечтательный взгляд в небо, они заняты тем, что у них под ногами. Это ни в коем случае не схема, а наблюдение».

«Елена, а бывают дети без творческого начала? Моему сыну два года. Мы перепробовали практически все виды творчества — и рисовать, и лепить. Я вижу, что его ничего особо не увлекло. Он, конечно, может что-то сделать, но, как мне кажется, только из желания угодить маме. Никогда ничего не делает по своей задумке, только что я подскажу. И когда я спрашиваю, что он нарисовал (слепил), он снова повторяет то, что я ему говорила, например, в прошлый раз. Такое впечатление складывается, что у него напрочь отсутствует фантазия. Еще его очень устраивает вариант, когда мама сама сделает или нарисует, это ему нравится. Даже разукрашки не особо идут. Что бы вы посоветовали в такой ситуации? Заниматься с ним по шаблонам?»

«Оставьте ребенка в покое. Наблюдайте за тем, что его интересует. Может, музыка? Не все дети восприимчивы к визуальным образам. Созерцание — это тоже творческий процесс, мышление — это тоже творческий процесс. Что вы хотите от малыша! Позвольте ему жить в собственном ритме.

Не смотрите по сторонам: у этой ребенок уже рисует, а у меня — нет. Дети развиваются неравномерно. Будьте аккуратны. Чтобы помогать, надо прежде всего не мешать».

Баста! Не мое это дело — давать советы, а уж тем более человеку, о котором ничего не известно.

Мы идем по дороге с внучкой Лизой и ее двоюродным братом Амитаем. Обоим по три года. Дорога — одни сплошные камни. Среди них мы ищем что-то, похожее на что-то, выясняем, на что, и откладываем в сторону. На обратном пути надо будет найти эти камни и вспомнить, кем они были назначены. Лиза подняла камень, говорит: лед. Положили его на макушку большого пористого камня. Солнце жарит.

Я говорю:

— Пока мы вернемся, лед растает…

Лиза на это:

— Хорошо, муравьи воды напьются.

Значит, для нее это уже точно не камень, а лед, который, как известно, тает. Но откуда взялись муравьи?

Около дома лежит огромный камень с изъязвленной поверхностью, в нем невероятных форм углубления, из которых торчат то зеленые веточки, то цветочки, то еще что-то растущее. Там живут муравьи. Мы с Лизой как-то решали, где у них спальня, где уборная, где библиотека. Она это запомнила. Так и сошелся лед с муравьями.

Как понять эту метафору вне контекста?

«Для меня самое главное, что практически все задания у меня получалось делать с ребенком. Точнее, ко всему, что я делала, стал присоединяться мой ребенок. И так как ее вежливо просили не мешать, она и не мешала (ну разве только краски), но требовала лист и старалась повторить. Ее никто не просил об этом, не показывал — как. И для нее, и для меня это стало откровением».

«Оказывается, можно рисовать не только замки и принцесс в немыслимых количествах. Нам нравится рисовать также непонятных кошек, несуществующие цветы, и абстракции, и черные угольные снежинки, маму грустную и маму веселую, и все-все-все. А еще вчера она самостоятельно сделала коллаж. Просто тихо нашла бумагу, клей и ножницы. И это самый большой подарок! Так как ножницы — это было главное «не умею»…»

«Иду очень медленно. Сначала злилась, так хотелось со всеми вместе и все успеть. Потом отпустила: я беру то, что могу взять, и так быстро, как могу. Главное — получать удовольствие, быть в процессе. Вообще очень мышление, видение мира меняется — я стала такие мелочи замечать (приятные!) в окружающем, какие-то неожиданные ритмы предметов, образы, иногда просто на крошечных листочках рисую какую-то ерунду и страшно довольна этим. Младший сын так вдохновился нашим рисованием, что тоже стал рисовать. Он когда видит карандаш, ручку, краски, кисти — голосит и требует. Он может рисовать минут по пятнадцать (для почти 11 месяцев это ж колоссально много!), ищет поверхности, на которых удобнее рисовать (пока фаворит — бумага, стены и балконная дверь, выяснил, что на маме и собаке карандашом рисовать не получается вообще, и перестал это делать)».

«Хочу поделиться тем, как Саша (ей полтора) стала рисовать — видимо, насмотревшись на меня. В течение дня периодически подбегает к мольберту и рисует разными цветами мелкие загогулины, одним цветом в разных местах, потом закроет фломастер, возьмет другой — добавит чуть-чуть и т. д., пока все пространство не заполнится. Изрисовала уже полрулона».

Волшебные крылья

«Этот семинар был выходом в той довольно тяжелой ситуации, в которой я оказалась. Я буквально спасалась семинаром. Выйдя из декрета, я сразу же решила начать работать. Мне предложили продолжить учиться в аспирантуре и при этом работать врачом-нефрологом в отделении искусственной почки. Это было так сложно, что я каждый вечер подумывала бросить все и уйти из медицины. И тяжелые больные, невозможно трудные в общении, и сами технические сложности процедуры, и конфликты между начинающим врачом и медсестрами, и заговор больного и медсестры, публичные обвинения и последующие раскаяния. Мне все тяжело давалось, я не спала по ночам и утром просто тащила себя за волосы, чтобы встать, отвести ребенка в сад к семи часам, доехать до работы и, пройдя долгих 63 шага по коридору, зайти в диализный зал. К середине дня я чувствовала себя лучше, я знала, что еще пару часов — и я уйду домой, и там меня будет ждать мое задание, то, во что мне надо будет проникнуть, попытаться понять, хотя бы немного, и тогда мне станет лучше, появятся силы, и на следующий день я смогу, преодолев себя, снова зайти в зал и все-таки учиться дальше.