Андрей Битов - Пушкинский том (сборник)

Это была у него очень романтическая область – дружба со старшими. И взаимоотношения с Вяземским, с Чаадаевым, с Грибоедовым могут быть разобраны в ключе взаимоотношений со старшими. Которых он, кстати, позднее, в процессе, внутренне перегнал. И эти отношения очень интересно рассматривать, когда Пушкин стал и более зрелым, и более глубоким, – и это абсолютно не было замечено окружающими. В том числе и близкими людьми, которые имеют такую «однокашную», школярскую позицию – быть старше.

Ну вот. С Грибоедовым у него был такой комплекс: во-превых, Грибоедов окончил университет… то есть всё, что я теперь говорю, надо анализировать, это я как бы накидываю, это такая корзинка… Так вот, Грибоедов окончил университет. Знал языки. Служил в Иностранной Коллегии. Был уже вхож… Был уже взрослее… Был знаменит по части романов, а эта слава очень волновала юношу… То есть с Грибоедовым что-то закладывалось уже тогда. Как с личностью. Словом, это всё более или менее уже известные вещи. Их просто надо суммировать и нарисовать такой портрет взгляда мальчика на взрослого. Вы сами прекрасно знаете, как дети образуют божество. И в особенности из тех, кто чуть-чуть старше. Это сбрасывать нельзя никак. Это – на всю жизнь. Когда кто-то старше – в школе, в пионерлагере – не знаю – в камере… Так вот, в камере, которая называлась Лицей, это тоже так.

Эта область точно не обследованная, и она служит здесь для создания рамки: во-превых, знаменитая арба с телом, и второе – знакомство.

Но основное событие возникает, конечно, когда возникает слух, что вот появилось «Горе от ума». И это опять Грибоедов. Это конец 23-го года.

Какое могло это произвести впечатление на молодого человека двадцати четырех – двадцати пяти лет, сменившего южную ссылку на Михайловское, засевшего там в перспективе надолго?

Он вызрел, его уже раздражают все соотношения с Байроном, он уже написал «Цыганов» – сочинение такое… на виток по сложности, по интеллектуальной… странности… на виток, конечно же, дальше Байрона. Тут не надо сравнивать таланты, а просто – по развитию духа. А его всё еще с Байроном сравнивают. Просто потому, что успех пришел к нему вместе с романтическими поэмами – с «Кавказским пленником» и «Бахчисарайским фонтаном». А у него-то уже написаны первые главы «Евгения Онегина»…

Что это значит: «написаны первые главы»? Это тоже надо знать. Значит, план сочинения, или образ сочинения, или тело сочинения уже есть. Есть образы, есть мир, форма уже найдена – достаточно первой главы, чтобы понять – «Евгений Онегин» уже есть. Обидно, если бы его не было, – да?

Насколько зрелы замыслы Пушкина, написавшего уже «Цыган» и пишущего «Евгения Онегина»…

В этот момент происходит слух, что Москва гудит, Россия гудит и так далее – в связи с «Горем от ума» Грибоедова. Который у него связан с юношеским воспоминанием, а может быть, с комплексом и восхищения, и недоступности, и сравнения…

Ну а Пушкин живет… в вакууме всю жизнь. Пушкин внеконкурентно живет. Его щедрость по отношению к друзьям, его признание всех своих современников – это такое… поглаживание… Это не снисходительность, это очень искренне. Но еще и в том тоже часть подвига, что он лидерствует вне конкуренции: он сам себе назначает свои планки. А не по советам.

Вопрос написания или ненаписания – это энергетический вопрос. Сколько бы он сам ни мог, сколько бы ему Бог ни посылал – это всегда вопрос: где гений черпает энергию. Написание произведения – это энергетический вопрос.

В этом есть много спортивного, соревновательного. Пушкин, как известно, был спортсменом – палочку бросал, на лошади скакал, в холодной ванне сидел… Энергетика его довольно сильная. Но взбудораженная. Он весь кипит – то ли бежать, то ли стреляться, то ли жениться. Это с ним всегда случается перед выходом на какой-то следующий виток развития.

Значит, он весь взбудоражен, но он вызревает – он выходит на Пушкина, которого мы и называем Пушкиным. На постромантического. То – уже сделано, это – начато. Перелом пережит… И в этот момент Грибоедов появляется. «Горе от ума».

И вот тут – знаменитый проезд Пущина через Михайловское 11 января 25-го года: он привозит Пушкину список «Горя».

И вот ухо Пушкина, – и у нас есть ухо неплохое, но у Пушкина, надо подозревать, ухо было. С одного раза, я думаю, с запаха ловят гении друг про друга, про существование друг друга, про возможность этой конкуренции, этой связи… Если позднее на основании одного только слуха про «Фауста» он пишет «Сцену из Фауста», зная, что где-то еще жив старый гений, еще не перевелись, еще водятся… А про Пушкина в этот момент можно сказать, что он и вообще не водится – ни в мире не водится, ни в России – он живет где-то в деревне, в Михайловском, и знает, что есть Байрон и Гёте. А тут еще Грибоедов… Современник… Свой…

Вообще, об этом очень трудно говорить, как только начинаешь – чувствуешь, что вульгаризируешь, потому что – Пушкин. Но в общем, он живет в безвоздушном пространстве: сам себе ставит планки. Современники его не подталкивают, рядом не происходит конкуренции.

И вдруг – Грибоедов. Собственно, уже по тогдашним письмам отношение Пушкина к Грибоедову обозначено – «покажи это Грибоедову»… «очень умный человек»… «о стихах я не говорю, половина – должны войти в пословицу»… и т. д. Ведь письма тогда иначе писались – это была своего рода публикация, это уже как бы пущено в тираж…

Словом, что-то тогда произошло. Я стал думать, что же произошло.

А произошло то, что он практически перестал писать «Евгения Онегина».

Перерыв около года, как минимум. Кстати, когда он вновь к нему возвращается, видно, как он запомнил весь текст «Горя», внутренне пережил и запечатлел.

Более непохожих друг на друга людей, чем Грибоедов и Пушкин, для меня вообще нет. Это оппозиты, это противоположности. Они даже по звериным знакам противоположности, они – зодиакальные противоположности, они – человеческие противоположности. И тем не менее энергетика Пушкина – подорвана.

Вот что произошло у Пушкина, когда он понимает в своем безвоздушном Михайловском пространстве, что написано:

а) большое произведение, большого формата;

б) в стихах;

в) драматическое;

г) с героем!..

Причем достижения Грибоедова в стихе в «Горе от ума» ни с чем не сравнимы. Он новатор в стихе в гораздо большей степени, чем новатор в стихе – Пушкин.

Ну вот. Перед Пушкиным – факт взятия какой-то планки… Теперь герой. Вопрос о разработке героя – это вообще очень интересный и сложный вопрос. Пушкин вышел на разработку героя во внутреннем своем ощущении – абсолютно первым. Когда он вышел на «Евгения Онегина», он был, в общем… во внесоревновательной системе. Ведь когда «изобретается порох» – это вопрос энергетики. Это может быть потом совершенно неинтересно для читателей или для историков литературы. Но энергетика первенства… не первенства такого, что ты лучше всех, а в том смысле, что…