Джордж Кеннан - Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана

Ответ из Вашингтона принес мне чувство радости и облегчения. Президент оставлял на мое усмотрение, каким образом проводить данные переговоры с португальской стороной и какие условия представлять Салазару, помня, однако, что с военной точки зрения результат переговоров для нас весьма важен. Также было изложено и мнение Госдепартамента о том, что мы можем многое предложить, чтобы компенсировать уступки со стороны Португалии, «а в первую очередь – заверения в уважении суверенитета Португалии, в том числе над всей ее колониальной империей, от чего мы до сих пор воздерживались».

Последние слова меня насторожили. Значило ли это, что мы гарантируем уважение суверенитета Португалии только в том случае, если она пойдет на должные с нашей точки зрения уступки? Если так, то захочет ли Салазар вести с нами переговоры под таким давлением? Баттерворт, с которым я посоветовался, разделял мое беспокойство. Однако выбора у меня не оставалось, и я снова попросил об аудиенции с португальским премьер-министром. На этот раз, однако, реакция португальской стороны была иной. Меня принял генеральный секретарь МИД доктор Луис де Сампайо, напомнивший мне о том, что произошло во время первого свидания с Салазаром. Известно, что я тогда намеревался говорить с ним о гарантиях суверенитета Португалии, но воздержался от этого, следуя инструкциям своего правительства.

Португальская сторона желает знать, как обстоит дело с этими гарантиями сейчас. Вопрос стоял ясно – без заверений о гарантиях не будет встречи с Салазаром. Снова мое положение оказалось крайне трудным, но надо было что-то делать, и я решил рискнуть. Я ответил, что мы действительно собирались сделать такие заверения, но затем решили, что это может вызвать известное замешательство португальской стороны, поскольку как раз в это время португальское правительство публично подчеркивало, что оно отступило от политики строгого нейтралитета лишь из уважения к британскому союзнику. Если это не вызовет возражений португальской стороны, я готов отправиться в наше посольство и доставить оттуда заверения в нашем уважении португальского нейтралитета в письменной форме. Сампайо с видимым облегчением сказал, что хотел бы именно этого.

В посольство я вернулся в субботу вечером. Секретарь уже ушел, и я сам напечатал на машинке (нарушение полученных инструкций) уведомление, что «в связи с заключенным недавно англо-португальским соглашением США заявляют об уважении суверенитета Португалии над всеми ее колониями». И тут же отослал в Вашингтон телеграмму с подробными объяснениями, что я предпринял и почему. На следующий день, 24 октября, мне сообщили, что Салазар готов принять меня через три дня. Я стал готовиться к встрече, но она в тот раз не состоялась. Пришла новая телеграмма из Вашингтона, в которой мне просто, без всяких объяснений, предлагалось вылететь ближайшим рейсом в США.

В дороге я пытался, как мог, подавить тревожные предчувствия и успокоиться. В конце концов, уговаривал я себя, никаких дурных намерений у меня не было. Кроме того, я – гражданское лицо, а значит, меня едва ли можно отдать под военный суд. Прилетев в Нью-Йорк, я сел на поезд, идущий в Вашингтон. Там я сразу позвонил главе европейского отдела доктору Гаррисону Мэтьюсу. Не дав мне никаких объяснений, он просто сказал, чтобы я явился к нему завтра в 8.15 утра.

Когда на следующее утро я выполнил его указание, он снова не стал мне ничего объяснять. Мы просто сели в машину и поехали в Пентагон. Там мы встретились с одним из заместителей госсекретаря, мистером Эдвардом Стеттиниусом. Он не имел дипломатического опыта в прошлом, и его знакомство с этим сложным делом едва ли могло быть полным. Через несколько минут нас, все троих, пригласили в большой кабинет, как оказалось принадлежавший военному министру, мистеру Стинсону, сидевшему за своим столом. В кабинете сидели еще несколько человек, почти все военные. Среди них я узнал военно-морского министра, мистера Нокса, и генерала Маршалла. Были здесь, по-моему, и все члены Объединенного комитета начальников штабов. Таким образом, там собралось почти все высшее военное руководство США. Меня, однако, никому не представили, даже военному министру, и я не мог ни к кому обратиться официально. Мы, трое штатских, сидели в ряд у стены, словно арестованные. Об этом дне у меня сохранились самые неприятные воспоминания. Меня не покидало чувство страха и растерянности – ведь я и понятия не имел, для чего меня сюда вызвали. За все время, пока тянулась история с этими переговорами об Азорах, Госдепартамент не ввел меня в курс дела, не рассказал об американских официальных планах и замыслах, связанных с этой затеей. Некоторое время военный министр знакомился с картами, консультируясь со своими помощниками. Затем последовала дискуссия между военными о проблемах установления связи, слишком специальная по своему характеру, чтобы я мог следить за ней. Наконец вспомнили и обо мне, обратившись с вопросом: отчего я нахожу неразумными наши требования, касающиеся Азорских островов? Я, полагая, что они знакомы с моим докладом на эту тему, ограничился кратким повторением основных аргументов (впоследствии я узнал, что они не были знакомы с докладом, но никто не сообщил мне об этом). Я заметил также, что считаю возможным для нашей страны добиваться разрешения пользоваться аэродромом, оборудованием которого занимались в это время англичане. Меня спросили, где он находится, и я ответил, что он расположен на Ладженс-филд, на острове Терсейра. «Черт возьми! – воскликнул один из военных, по-моему, командующий ВВС генерал Арнольд. – Да ведь там же сущее болото, и ничего больше!» Это было сказано так категорично, что я даже не знал, как возразить, хотя у меня сложилось другое впечатление. (Регулярное использование этого аэродрома американскими транспортными самолетами началось недели через три.) Военный министр, с трудом пытавшийся следить за ходом обсуждения, спросил у Стеттиниуса, кто я такой. Тот пошептался с Мэтьюсом и ответил, что я – американский временный поверенный в делах Португалии. «Кто?» – переспросил министр. Ему объяснили, что наш посол скончался и я его временно заменяю. «Ну, – заметил военный министр, – по-моему, уже пора назначить туда настоящего посла, который уделял бы должное внимание нашим важным проблемам. Вы позаботитесь об этом, мистер госсекретарь?» Стеттиниус сказал Мэтьюсу, чтобы он взял этот вопрос на заметку, а потом, повернувшись ко мне, сказал: «Я думаю, вы пока свободны».

Оказавшись за пределами Пентагона, я взял такси и снова отправился в старое здание Госдепартамента. Пообедав в маленьком ресторане на 17-й улице, я пошел к мистеру Мэтьюсу, который к этому времени также вернулся из Пентагона, и заявил, что хочу дать дальнейший ход своему делу, спросив, к кому могу обратиться по этому вопросу. Он посоветовал одного из советников президента – адмирала Лихи. Последний принял меня, терпеливо выслушал и направил меня к Гарри Гопкинсу.[23]