Константин Кунин - Магеллан

Фалейро, неуравновешенность характера которого постепенно перешла в нервное заболевание, не оказывал никакой помощи Магеллану. Его недуг быстро развивался. Все чаще переходил он от ярости к буйному веселью. К тому же, как только мечта португальца стала превращаться в действительность, астролог охладел к проекту Магеллана. Хлопоты и суета, связанные с подготовкой экспедиции, раздражали его; он вновь углубился в свою любимую «науку». Он решил перед отъездом составить новый гороскоп, и на этот раз звезды предсказали ему смерть во время плавания. Рюи Фалейро наотрез отказался ехать. Астролог обещал, что он возглавит следующую экспедицию на острова пряностей.

Зато Дуарте Барбоса оказался верным другом и дельным помощником в эти трудные для Магеллана дни. Он знал толк в мореходном деле и, как никто другой, мог говорить с корабельщиками, плотниками и матросами. Дуарте стал правой рукой Магеллана.

Вскоре испанское правительство решило привлечь к снаряжению экспедиции Кристобаля де Аро — человека, имевшего большой опыт в этих делах. Переговоры с де Аро были окружены тайной. Самое письмо, которым король 20 июля 1518 года вызывал к себе де Аро, составлено в туманных и неясных выражениях: «Епископ Бургоса[49] уже просил вас встретиться с ним, чтобы поговорить о некоторых делах, касающихся нашей службы, так как мы чрезвычайно желаем вас видеть здесь… я приглашаю вас и говорю вам, чтобы вы выехали тотчас же, как получите это письмо… совершите ваше путешествие со всей возможной скоростью».

Де Аро явился к королю, и королевский совет не только поручил ему снаряжение экспедиции, но предложил ему на определенных условиях взять на себя финансирование плавания.

Де Аро охотно согласился дать деньги на снаряжение экспедиции. В те времена прибыли купцов, финансировавших армады, плававшие в восточные страны, были огромны. Купцы, снаряжавшие первые армады в Каликут, получали четыреста процентов прибыли. Сам де Аро исчислял свои вероятные прибыли от экспедиции Магеллана в двести пятьдесят процентов. Крупнейшие немецкие купцы того времени Фуггеры тоже принимали участие в финансировании экспедиции Магеллана. Но Фуггеры не хотели ссориться с португальцами и давали товары и деньги через де Аро. Сам де Аро скоро испытал месть Маноэля. Португальские власти приказали агенту Кристобаля де Аро немедленно покинуть Лиссабон, его контора была закрыта, а товары конфискованы. Король Маноэль наложил строжайший запрет на заключение контрактов с его фирмой.

После вмешательства де Аро подготовка экспедиции пошла живее. Ремонтировали и чистили корабли, купленные для Магеллана, заготовляли снасти, припасы, оружие, паруса, канаты и веревки, запасные реи, якоря и цепи, бочки для воды, порох, свинец, копья, мечи и щиты, длинные ружья, маленькие пушки. Огнестрельное оружие не было тогда в большом ходу. Магеллан взял в плавание всего шестьдесят кулеврин[50], десять фальконетов[51], десять больших бомбард, пятьдесят аркебуз. Но зато холодного оружия было взято много: тысяча копий, двести пик, тысяча двести метательных копий, шестьдесят луков с тремястами шестьюдесятью дюжинами стрел, много мечей, лат, шлемов и кольчуг.

Сооружение каравеллы. Фрагмент гравюры XVI века.

Для водителей армады в Севилье были заготовлены двадцать три пергаментные карты, двенадцать компасов, двадцать один деревянный квадрант[52], семь астролябий, тридцать пять компасных иголок, восемнадцать песочных часов.

На корабли привозили провизию: сушеную и соленую рыбу и сало, бочки уксуса, вина и растительного масла, круги козьего сыра, сушеные винные ягоды, лук, чеснок, чернослив, муку, бобы и рис.

Магеллан не забыл погрузить на корабли и товары для обмена. Он знал, что жители дальних островов охотнее всего меняют свои золотые украшения на яркие тряпки, бусы, зеркала, бубенчики, браслеты и ножи.

Для закупки этих товаров Дуарте Барбоса ездил в Бильбао, а потом во Фландрию, где, кроме того, он закупил порох.

Казалось, все шло своим порядком, а между тем Магеллан и Барбоса то и дело чувствовали какие-то непонятные срывы: то мука, купленная у надежной фирмы, оказывается затхлой или попорченной крысами, то сахар подмочен, то пришлют гнилые паруса и канаты, то привезут неисправное оружие.

Плохо было и с картами. Испанское картографическое бюро не могло помочь Магеллану, так как испанцы никогда не плавали в тех морях, куда направлялась экспедиция Магеллана. Пришлось привлечь португальских эмигрантов-картографов. Карты чертили заново Магеллан, Фалейро и португальцы — отец и сын Рейнель.

С подбором команды дело обстояло еще хуже. Магеллан исходатайствовал у короля льготы для моряков своей армады. Кормчим было обещано по возвращении даровать рыцарское достоинство; всем участникам плавания обещали награды. И все же многие испанские моряки отказались идти в плавание, где командиром будет португалец. Приходилась брать малопроверенных, случайных людей. Этим воспользовался Альвареш и устроил на корабли Магеллана своих шпионов.

Сам Магеллан вел «Тринидад», кормчим на его корабле был португалец Эстебан Гомес. Этот человек был очень близок к семье Барбоса: перед отъездом он даже поручил старому Диего Барбоса наблюдение за своим имуществом.

На «Сан-Антонио» капитаном был Хуан де Картагена. Кораблем «Консепсион» командовал друг Хуана де Картагена — Гаспар де Кесада, штурманом на «Консепсионе» плыл баск Себастиан Эль-Кано. Это был еще молодой человек — в 1519 году ему было тридцать два года, но он уже отличился в сражениях в Африке и в итальянских походах. Однако позже он попал в тюрьму по обвинению в том, что нарочно погубил вверенный ему корабль. Все его добро было конфисковано. Когда его выпустили из тюрьмы, он узнал об экспедиции Магеллана и явился в Севилью предложить свои услуги.

На «Виктории» командиром был Луис де Мендоса, на «Сант-Яго» — старый друг Магеллана, заслуженный моряк, португалец Хуан Серрано[53], плававший по восточным морям и побывавший в Бразилии. Когда выяснилось, что Фалейро не едет, главным астрономом эскадры был назначен Андрес Сан-Мартин.

Короля беспокоило, что в эскадре слишком много португальцев. Он предложил чиновникам «Casa» заменить португальцев испанцами, — во всяком случае добиться, чтобы экономы и писцы были обязательно испанцы. Магеллан протестовал, он писал королю, что у него лишь два эконома португальца, причем один — постоянный житель Севильи, а другой — его личный слуга. Что до моряков, то он нанимал лишь тех, которых рекомендовали ему штурманы. Магеллан жаловался, что моряков и так нельзя нигде найти, хотя по всем концам Испании разъезжают его вербовщики и агенты и призывают моряков принять участие в плавании. В конце концов король согласился допустить на корабли португальцев, но не более десяти-двенадцати человек.