Никита Чекулин - Березовский — не своя игра

Наблюдательный читатель обратил внимание на то, что время написания по версии Некрасова и версии Гольдфарба отличается. Гольдфарб говорит об утренних часах, а Некрасов — о второй половине дня. Гольдфарб утверждал, что Литвиненко подписал в присутствии жены. Некрасов ничего не упоминает о присутствии жены, а говорит о присутствии адвоката. Кроме того, Гольдфарб не объяснил, когда и где это послание Литвиненко было напечатано.

Приведу текст этого опуса Гольдфарба, опубликованный в газете «КоммерсантЪ» № 221 (3552) от 25.11.2006 на русском языке, которого никогда не видел сам подписант — Александр Литвиненко.

Предсмертное заявление Александра Литвиненко

Газета «Коммерсантъ» № 221(3552) от 25.11.2006

«Я хотел бы поблагодарить многих людей. Моих врачей, медсестер, сотрудников госпиталя, которые делают для меня все что можно; британскую полицию, которая энергично и профессионально расследует мое дело, а также охраняет меня и мою семью. Я хотел бы поблагодарить британское правительство за то, что оно взяло меня под свою опеку. Быть британским подданным для меня большая честь.

Я бы хотел поблагодарить британскую общественность за послания с поддержкой, а также внимание, которое она проявляет в моем трудном положении.

Я благодарю свою жену Марину, которая поддерживала меня. Моя любовь к ней и моему сыну безгранична. Однако, находясь здесь, я уже начинаю отчетливо слышать звук крыльев ангела смерти. Может быть, я смог бы ускользнуть от него, но, должен сказать, мои ноги не могут бежать так быстро, как мне бы хотелось.

Поэтому, думаю, настало время сказать пару слов тому, кто несет ответственность за мое нынешнее состояние.

Вы можете заставить меня замолчать, но это молчание дорого обойдется вам. Вы покажете свое варварство и жестокость — то, в чем вас упрекают ваши самые яростные критики.

Вы показали, что не уважаете ни жизнь, ни свободу, никакие ценности цивилизованного общества. Вы показали, что не стоите своего места, не заслуживаете доверия цивилизованных людей.

Вы можете заставить замолчать одного человека, но гул протеста со всего мира, господин Путин, будет всю жизнь звучать в ваших ушах. Пусть Гэсподь простит вас за то, что вы сделали не только со мной, но и с любимой Россией и ее народом».

Насколько проставленная подпись под указанным текстом похожа на подпись Литвиненко, поставленную на книге «ФСБ взрывает Россию», подаренной нам с сыном, каждый читатель может сравнить самостоятельно (см. с. 207).

Со своей стороны хочу сказать, что опубликованные слова не принадлежат Александру Литвиненко Он никогда не излагал свои мысли таким образом ни устно, ни письменно. А мы с ним провели многие часы при составлении и обсуждении различных текстов. Александр не мог «отчетливо слышать звук крыльев ангела смерти», так как уже ничего не слышал, да и не принадлежал к той религии, где их слушают.

Об этом же говорила и его первая жена Наталия Литвиненко перед камерой НТВ. Она подчёркивала, что текст из записки не характерен для русских: «Эта не наша русская речь! Какие крылья ангелов?.. Какое завещание?»

Я понимаю, он надеялся выжить, и поэтому на многочисленные просьбы Гольдфарба, жены Марины и других заходивших к нему в палату людей произнести под видеозапись или на диктофон хотя бы пару обличительных слов в адрес Путина он категорически отказался. Больше того, я уверен, что Александр понял, кто его отравил на самом деле. Но его окружили люди, все до одного находившиеся в прямой зависимости от Березовского. Уверен, окажись лично я у него в палате, он бы мне рассказал, что с ним случилось.

Литвиненко прекрасно понимал, что стоит ему произнести хоть одну подобную фразу с обвинением в адрес Путина, и он не жилец. С Березовским у него были уже давно разорваны всякие отношения, которые и ранее нельзя было назвать дружескими.

Об отсутствии дружбы рассказывала в фильме на НТВ 2 марта 2007 года и дочь Литвиненко Соня, описывая контакты отца с олигархом ещё в Москве.

А сколько сохранилось у меня записей наших телефонных разговоров с ним и Мариной, в которых содержатся свидетельства их отчаянного положения, постоянного унижения и нужды!

Александр Литвиненко был в Лондонеризгоем, ненавидимый, прежде всего, своей второй женой Мариной. В ноябре 2006 года у него была одна надежда — на собственный организм, поэтому он произнёс в единственном телефонном разговоре из госпиталя со своей матерью, Ниной Николаевной, что он отравлен, по словам врачей, таллием, но надеется выжить. По словам матери, Литвиненко произнёс:

«Мама, мне тяжело. Меня отравили таллием. Если неделю проживу, то выживу! Сердце выдержит. Спасибо, мама!»

Он прекрасно знал об истинном отношении к нему окружающих, и особенно его страшной супруги Марины. Именно этой неблагородной женщине и была отведена важнейшая роль в пропагандистской кампании, подготовленной Гольдфарбом в связи с отравлением Литвиненко.

Хочу особо отметить, что ложь и коварство Марины Литвиненко сопряжены с невероятным цинизмом и расчётливостью. Она, описывая последние дни жизни своего мужа, странным образом сумела обойти существенные моменты. Так, например, она заявила в интервью израильской газете «Едиот Ахронот» о том, что у Саши было поражено горло и он не мог практически говорить. Но в это же самое время, по словам Леппарда, он брал интервью у Александра в присутствии жены Марины. Но Марина ничего не вспоминает о подобном событии! Другими словами, интервью Александра Литвиненко журналисту Леппарду могло быть написано всё тем же Гольдфарбом, как и «предсмертная записка», то есть без участия Александра Литвиненко.

21 ноября 2006 года, в самый известный день пребывания мужа в больнице, когда он якобы надиктовал своё предсмертное обращение с обвинением Владимира Путина в своём отравлении, Марина Литвиненко ничего не рассказала в своих интервью журналистам! Но зато она, как драматическая актриса, произнесла:

«В самый последний день. Я эту мысль гнала, как могла. А в тот день она меня неожиданно кольнула. Я так подумала вдруг: а я не смогу без него жить!»

Затем последовала в её описании вообще душещипательная сцена:

«Они дали нам с ним проститься без перчаток, без халата, без маски, потому что они ещё не знали, от чего он умер. Никто не знал ничего — результаты из лаборатории, где выяснилось, что его отравили полонием-210, были получены лишь за 3 часа до его смерти, и в больнице на тот момент их ещё не получили. Нас оставили с Сашей, я могла его трогать, обнимать, целовать. Может, это и хорошо. Если бы они знали диагноз заранее, может, я и не смогла бы с ним проститься. Я, его отец, Толя, и Ахмед Закаев были последними, кто его видел. После этого его уже никому не показывали».