Владимир Дайнес - Жуков

Я подошел к карте.

— Вот здесь, — указал нарком, — длительное время проводились мелкие провокационные налеты на монгольских пограничников, а вот здесь японские войска в составе группы войск Хайларского гарнизона вторглись на территорию МНР и напали на монгольские пограничные части, прикрывавшие участок местности восточнее реки Халхин-Гол. — Думаю, — продолжал нарком, — что затеяна серьезная военная авантюра. Во всяком случае, на этом дело не кончится… Можете ли вы вылететь туда немедленно и, если потребуется, принять на себя командование войсками?»[90]

Жуков ответил утвердительно. В тот же день по указанию наркома обороны он был принят исполняющим обязанности заместителя начальника Генерального штаба комкором И.В.Смородиновым. В Генштабе Жукова ознакомили с обстановкой, сложившейся в Монголии, попросили по прибытии на место разобраться, что там происходит, и откровенно доложить свое мнение.

Из Генерального штаба Жуков направился в Брюсов переулок, где вместе с семьей, женой Клавдией Ильиничной и дочкой Ритой, жил его двоюродный брат М.М.Пилихин. Здесь гостя накормили и напоили. Беседовали допоздна. Рассказывали друг другу, как жили, чем занимались. А рано утром Георгий Константинович уехал в аэропорт. Прощаясь, сказал: «Или вернусь с подарками, или… не поминайте меня лихом».

«Скоро наш самолет был уже в воздухе и взял курс на Монголию, — вспоминает Жуков. — Последнюю остановку перед тем, как покинуть пределы страны, сделали в Чите. Нас пригласил к себе Военный совет округа (имеется в виду Военный совет Забайкальского военного округа. — В.Д.) для информации. В штабе встретили командующий округом В.Ф.Яковлев и член Военсовета Д.А.Гапанович. Они сообщили о последних событиях. Новым было то, что японская авиация проникает глубоко на территорию МНР и гоняется за нашими машинами, расстреливая их с воздуха».

К утру 5 июня, по свидетельству Жукова, он прибыл в Тамцак-Булак, в штаб 57-го особого стрелкового корпуса, который был дислоцирован на территории Монгольской Народной Республики в соответствии с протоколом о взаимопомощи между СССР и МНР от 12 марта 1936 года. Корпус к началу июня 1939 года насчитывал около 5,6 тысячи человек,[91] командовал им комдив Н.В.Фекленко.

О Фекленко Георгий Константинович в своих мемуарах упоминает мало и нелестно. В будущем генерал-лейтенант танковых войск, Фекленко в первой половине 30-х годов командовал механизированным полком, с 1936 года — 7-й мотоброневой бригадой, а с сентября 1938 года — 57-м особым стрелковым корпусом. После того как в июне 1939 года Жуков сменил его на этом посту, Фекленко был направлен в Советский Союз и в 1940 году назначен командиром 15-й танковой дивизии, а в январе следующего года — командиром 19-го механизированного корпуса. В этой должности он вступил в Великую Отечественную войну, участвовал в приграничных сражениях, затем командовал 38-й армией, Сталинградским военным округом, был помощником командующего войсками Южного фронта по формированиям, заместителем начальника Главного автобронетанкового управления, в июне-июле 1942 года командовал 17-м танковым корпусом. В последующем Фекленко возглавлял Тульский и Сталинградский автобронетанковые центры, управление формирований бронетанковых и механизированных войск РККА, Харьковский военный округ.

Жуков, прибыв в Тамцак-Булак, обсудил положение дел с Фекленко, комиссаром корпуса ЧМ.С.Никишевым и начальником штаба А.М.Кущевым. Кущев сразу же оговорился, что обстановка еще недостаточно изучена. Это дало Георгию Константиновичу повод заключить, что командование корпуса ситуацией не владеет. Он спросил Фекленко, можно ли за 120 километров от поля боя управлять войсками. Командир корпуса ответил: «Сидим мы здесь, конечно, далековато, но у нас район событий не подготовлен в оперативном отношении. Впереди нет ни одного километра телефонно-телеграфных линий, нет подготовленного командного пункта, посадочных площадок». На вопрос Жукова, что делается для того, чтобы все это было, Фекленко ответил: «Думаем послать за лесоматериалами и приступить к оборудованию КП».

«Оказалось, что никто из командования корпуса, кроме полкового комиссара М.С.Никишева, в районе событий не был, — пишет Жуков. — Я предложил комкору немедленно поехать на передовую и там тщательно разобраться в обстановке. Сославшись на то, что его могут в любую минуту вызвать к аппарату из Москвы, он предложил поехать со мной М.С.Никишеву».[92]

Здесь мы на время прервем нить нашего повествования. Очевидно, внимательный читатель уже усмотрел противоречие в хронологии описываемых событий и задался вопросом: как Ворошилов мог показать Жукову карту с обстановкой на 30 мая, если их встреча состоялась раньше? Реконструированные на основе архивных материалов даты и факты говорят о том, что в воспоминаниях Г.К.Жуковым допущен, по разным причинам и без всякого умысла, ряд неточностей, которые перекочевали и в другие книги, посвященные полководцу. Но перед тем как восстановим истинную картину событий, напомним причины возникновения конфликта в районе реки Халхин-Гол.

В сентябре 1931 года японские войска начали оккупацию Маньчжурии и приблизились к государственной границе СССР. Генеральный штаб Японии в это время принял «Основные положения плана войны против СССР», предусматривавшие выдвижение войск к востоку от Большого Хингана и быстрый разгром главных сил Красной Армии. Учитывая, что СССР к середине 30-х годов усилил свою обороноспособность на Дальнем Востоке, военно-политическое руководство Японии пошло на заключение союза с Германией. Позже к нему присоединилась Италия. Все это воодушевило Японию на расширение военной агрессии в Азии, прежде всего против Китая. В январе 1935 года японские войска вторглись на территорию Монгольской Народной Республики и захватили часть восточного выступа территории МНР. Позднее некоторые японские историки пытались снять обвинения с правительства Японии за конфликт в районе Халхин-Гола. Так, в июне 1989 года на международной научной конференции в Улан-Баторе, участником которой был автор этой книги, японский исследователь доктор Ушижима в своем выступлении возложил ответственность за конфликт на командование Квантунской армии, действия «которого не всегда поддерживались Генштабом Японии и ее правительством».

5 июня 1935 года на станции Маньчжурия начались переговоры между маньчжурской и монгольской делегациями с целью мирного урегулирования спорных пограничных вопросов. Однако достигнуть соглашения не удалось. Не увенчалась успехом и работа созданной в августе постоянно действующей смешанной комиссии. Поэтому в январе 1936 года, когда обстановка была напряжена до предела, правительство МНР обратилось к советскому руководству с просьбой об оказании военной помощи. В феврале того же года СССР заявил о своей готовности оказать помощь МНР ввиду японской агрессии. 12 марта в Улан-Баторе был подписан Протокол о взаимопомощи между СССР и МНР сроком на 10 лет.