Клара Лучко - Я - счастливый человек

Помню, был V съезд кинематографистов России. Там встал какой‑то человек и сказал: за два года умерло 360 с лишним членов Союза. И стал перечислять фамилии. И не называет Аллу Ларионову. И вот говорят: «Давайте почтим память…» Без Аллы. Я тогда встала и сказала: «Давайте сейчас помянем народную артистку Аллу Ларионову». Кто‑то сказал: «Мы ее поминали на пленуме». — «Пленум пленумом, а это — Союз», — ответила я, и съезд со мной согласился.

В день закрытия съезда состоялось празднование столетия Ивана Александровича Пырьева. Вначале показали хронику: Первый съезд Союза кинематографистов, а его создателем явился именно Пырьев, — идут крупным планом лица: Козинцев, Трауберг, Хейфиц, Райзман, Донской, Довженко — весь цвет кинематографа. Мне больно стало. Боже мой, какие глыбы, какие режиссеры, какое у нас было кино! Нас могли любить или не любить, но мы получали призы многих фестивалей. Вот я ездила в Падую, в Италию, по приглашению тамошнего университета, рассказывала о Довженко. Они изучали творчество наших режиссеров больше, чем мы сами. И во что мы превратились? Какое кино мы снимаем?.. Хроника меня так взволновала, что я выступила и сказала: нужно добиться денег для молодых режиссеров — не для тех, кто умеет выклянчить и снимать белиберду, а для талантливых, которые через свое восприятие бытия, своими выразительными средствами покажут нам житие XXI века. Государство должно быть заинтересовано в том, чтобы у него развивалось киноискусство, которое способствовало бы укреплению страны, и поэтому долю ответственности оно должно взять на себя.

А ВГИК? Раньше — Козинцев, Герасимов, Довженко, Кулешов… Мне несколько раз звонили: не возьмете ли вы курс? Я отвечала: нет, не возьму. У меня нет на это морального права. Чтобы иметь учеников, надо быть личностью в режиссуре, в педагогике. Надо отвечать за их судьбы…

Между прочим, один мой знакомый американец сказал: никогда не делайте картины под кого‑то, тем более под Америку. Мы их у вас никогда не купим. Нам интересна жизнь вашей страны, если она снята мастерами. Мы, американцы, любим свою страну, 95 процентов зрителей идут у нас на наши фильмы.

Но многим российским деятелям культуры буквально плевать на то, что творится в их собственной стране. По телевидению, к примеру, любовные сцены демонстрируются чуть ли не в программах для младенческого возраста. Как‑то я присутствовала на одной из телепередач в прямом эфире, и там шел весьма фривольный разговор. У меня уши завяли, я подумала: «Я здесь сижу и молчу. А что люди скажут?» Я тогда высказалась: «Если бы вы в Америке, которую вы ставите нам в пример, в три часа дня показывали эротику, вам бы не поздоровилось»…

Ну вот и всё! Как много ушло из жизни друзей, товарищей. Тех, кто долгие годы был рядом с нами.

«Три встречи»

Я училась на четвертом курсе института, когда меня пригласил сниматься в своем фильме «Три встречи» Александр Петрович Птушко. До этого он снимал русские народные сказки. Думаю, что вряд ли кто еще мог так мастерски и с огромной любовью это делать. Он же был создателем невероятного по тем временам кукольного фильма о Гулливере, который обошел все экраны мира.

Фильм «Три встречи» состоял из трех новелл. В одной снимались Тамара Макарова и Николай Крючков, в другой — Юлия Борисова, а в той, где участвовала я, были заняты Борис Чирков и Юрий Любимов.

Студентам надо было получить разрешение на участие в съемках. Сергей Аполлинариевич Герасимов обычно шел на это с неохотой. Но так как в картине снималась Макарова, для меня сделали исключение. Тем более что она обещала присматривать за мной.

Картину снимали в Чехословакии на студии «Баррандов». Представьте себе, что это значило для студентки, у которой в пустом чемодане перекатываются всего два платья и один отрез на костюм. Добавьте к этому парусиновые туфли, американское пальто, купленное по случаю на барахолке в Полтаве, и там же приобретенную шляпу. Вот и весь студенческий гардероб.

Когда я пришла на «Мосфильм» получать билет и документы, директор отвел меня в сторонку:

— Клара, одна деликатная просьба. Наша группа уже в Чехословакии, и родственники очень волнуются. Конечно, они хотели бы получить оттуда весточку, но почта идет долго. Короче, прошу тебя, возьми эти письма и порадуй наших коллег. Но я должен тебя предупредить, — зашептал директор. — Это опасно. Если у тебя их найдут, то будет неприятность. Через границу почту перевозить нельзя.

Ничего о разных пограничных формальностях я не знала. Сделала большие глаза и спрашиваю:

— А как же мне это сделать?

— Ну, понимаешь, приспособься. Спрячь письма на себе…

Я взяла десяток писем, принесла их домой и стала размышлять, как же мне их спрятать. Было такое ощущение, что я совершаю чуть ли не подвиг. Вот провезу через границу письма, и люди, которые их ждут, будут рады.

Я привязала широкую резинку на талию, а за резинку запихнула все письма. Надела юбку и кофту. Ничего вроде не видно, правда, что‑то немножко шуршало, если я резко поворачивалась. Но попробуй догадайся, что это шуршит…

Перелет в Прагу был трудным, самолет попал в болтанку. Когда объявили, что мы идем на посадку, я с облегчением вздохнула, и моя резинка… лопнула. Я поняла: если сейчас поднимусь, то из‑под юбки все письма посыплются на пол. Я как могла придавила локтями юбку к телу, чтобы удержать на себе тайный груз, и так скованно пошла.

В здании аэропорта я увидела стул и тут же села. А меня встречал администратор. На нем я заметила новые ботинки, новый костюмчик, и он смотрел на меня сверху вниз — какая- то там приехала… студентка. Он‑то уже в Чехословакии не одну неделю, даже приоделся.

Администратор недовольно буркнул:

— Почему вы здесь сидите? Сейчас паспорта будут выдавать.

А я ему говорю:

— Узнайте, где здесь туалет.

Он немного оторопел, но все же сказал:

— Идите прямо, потом направо. Там увидите…

Я поднялась, прижимая руки к телу, и протопала в туалет. А сама взмокшая от этого стресса. Вытащила письма, положила их в сумку — ведь мне уже теперь ничто не угрожало. И вернулась к администратору легкой походкой.

— Ну вот, приехала, и сразу проблемы, — недовольно сказал он.

— Спасибо, никаких проблем уже нет. Всё в порядке.

Машина привезла нас в «Алькрону», тогда это была привилегированная пражская гостиница, где останавливались знатные и богатые иностранцы. Меня проводили в номер.

Номер мне понравился, особенно ванная. Я наполнила ее водой, долго разбиралась опытным путем, что и как там переключается, попробовала разные шампуни, редкость по тем временам. И все время думала, как я, взрослый уже человек, не знаю самых обыкновенных бытовых вещей?!.