Хенрик Хинц - Гуго Коллонтай

Если возвращение от абстрактного к чувственному, конкретному окажется невозможным, то вероятнее всего, что мы отошли от действительных фактов и вступили на путь вымыслов воображения и фантазии. Коллонтаевский «обратный путь» в познании призван охранять общее знание о мире от произвольной априорной спекуляции и бесплодного вербализма. Более того, вся его критика была призвана устранять из общественного обращения те «ложные, противоречивые, неподобающие воображения», которые «можно увидеть в суеверии, в образе правления, в общении между людьми… которые стали дурными привычками и страстями и заставили себя „уважать“» (там же, 248).

Как Коллонтай понимал абстракцию, хорошо иллюстрируют его замечания на тему о материи. На вопрос, обладает ли категория «материи» предметностью, он отвечал отрицательно: «Потому что в природе вещей мы нигде не найдем материю; мы находим только разнообразные предметы, которые мы называем телами» (33, 4–5). Так как «материя есть ничто, это только образ, отделенный абстракцией от чувственных представлений, которые мы имеем о разнообразных телах» (там же, 603). При этом Коллонтай не отбрасывает познавательной ценности понятия материи, но трактует это понятие с номиналистских позиций. Материя является образом для обозначения множества свойств, общих всем предметам, эта категория является созданием человеческого ума. Ею следует пользоваться осторожно и не подвергать ее различным спекулятивным манипуляциям (как это делают, например, схоласты, осуществляющие различные экскурсы в область «первой материи», «второй материи» и т. д.). Метод «обратного пути», т. е. сведения понятия материи к конкретным чувственным представлениям, показывает, что ничего такого, как материя, нет; существуют исключительно единичные физические тела.

Размышления о функции обобщения и абстракции занимают у Коллонтая сравнительно немного места. По данному вопросу он склонен скорее к критике априоризма, нежели к созданию собственной позитивной теории. Следовательно, мы не найдем в его сочинениях положительного отзыва о значении и ценности «новых воображений», которые не даны непосредственно в ощущениях. Рассмотрение этого вопроса заканчивается обычно у Коллонтая предостережениями об опасности гипостазирования «воображений», т. е. абстракций. Внимание Коллонтая в теории познания в основном сконцентрировано на чувственных формах познания. Этот факт объясняется историческими обстоятельствами формирования его философии. В борьбе против схоластики, а позднее против идеализма, близкого к Канту, принципиальной задачей были защита и обоснование сенсуализма. Несмотря на это, Коллонтай обращает все же внимание на значение и позитивную ценность теоретического мышления в познании мира, хотя и не углубляет своих замечаний о понятийном уровне (как сказали бы сегодня) познания.

В очерке по истории философии (см. последнюю статью «Критического разбора») Коллонтай рассматривает развитие человеческого познания как развитие теоретического обобщения, причем появление все более общих абстрактных решений и результатов Коллонтай связывает не только с самостоятельным развитием знания, но и с определенным этапом развития возможностей удовлетворения человеческих потребностей, а именно когда заботы и старания человека о сохранении своего существования высвободили время и создали иные необходимые условия, способствующие таким размышлениям. Сначала надо было, чтобы «человеческое общество достигло такой ступени в удовлетворении своих потребностей, чтобы оно могло заниматься самыми тонкими научными исследованиями» (38, 589).

Но признание теоретической мысли как необходимой и ценной для познания — это только одна сторона общей проблемы: соотношения эмпирического и рационального в познавательном процессе. Поэтому необходимо остановиться на рассмотрении вопроса, который был частично затронут Коллонтаем при обсуждении понятия абстрактного: в чем заключается своеобразие мышления по отношению к ощущениям? Ведь тот факт, что Коллонтай выступал в поддержку мышления как отличительной познавательной силы, не означает еще, что он видел качественное отличие понятийного мышления как формы познания. Итак, как же он понимал эту проблематику?

Напомним уже цитированную формулировку, гласящую, что «чувство и мысль мы будем рассматривать как разные сущности… Однако их необходимо считать тем, что составляет единую сущность человека». Чувство и мысль взаимно подчинены друг другу и могут действовать только в тесной связи друг с другом. Чувственные и умственные процессы следует истолковывать как различные, но вместе с тем рассматривать их в единстве. Однако это положение не нашло у Коллонтая широкого освещения. Наибольшую трудность, вероятно, породила попытка понимания и обоснования того факта, что здесь всегда налицо качественное различие и одновременно единство этих двух уровней познания. Знаменательно, что метафизический метод мышления о мире создавал преграды на пути углубленного понимания того тезиса, который Коллонтай сформулировал сам. Путь к углублению этого тезиса заводил его в противоречия, хотя он и не осознавал их полностью. Так, когда Коллонтай обосновывал единство чувств и мысли, то впадал в крайне сенсуалистское сведение того, что рационально и понятийно, к тому, что эмпирично и чувственно. И наоборот, когда он обосновывал и объяснял их различия, то создавал между ними непроходимую пропасть. Таким образом, внутренние, действительные противоречия познавательного процесса превращались в одной и той же доктрине в общефилософские противоречия. Эта противоречивость познания свойственна размышлениям Коллонтая, хотя значительно больше места занимают у него рассуждения о единстве чувств и мысли.

Подтверждением вывода о том, что понятийное сводится Коллонтаем к чувственному, являются уже рассматривавшиеся его размышления о «мысленном воображении», или абстракции. Его «обратный путь» в познании является методом этого сведения.

Однако было бы неверным утверждать, что поэтому Коллонтай не видит различия между мыслью и ощущением. Это неправда. Но различие между ними, показываемое им, является чисто количественным. «Мысленное воображение» возникает в результате простых арифметических действий — прибавления и отнимания чувственных восприятий.

Итак, какие же операции производятся в процессе мышления? Сначала человек запоминает «образы предметов, которые дали ему чувства». Затем он совершает с ними разнообразные, чисто количественные операции: сравнивает одни с другими, разделяет их для того, чтобы «при помощи памяти» соединить в виды, отделы, роды и т. п. Собственно мышление оказывается только количественно более высоким, координирующим уровнем чувственного познания.