Питер Акройд - Исаак Ньютон. Биография

Ньютон служил на Монетном дворе до конца своей жизни. Его научная деятельность, по сути, завершилась вскоре после того, как он уехал в Лондон, однако его натура, темперамент оставались прежними. Став хранителем Монетного двора, он взялся за дело с полным сознанием своей ответственности и даже вменил себе в обязанность познакомиться с мельчайшими подробностями функционирования вверенного ему института, освоить все тогдашние экономические теории и узнать историю чеканки денег. Более того, он изучил всевозможные королевские указы о Монетном дворе, выпущенные за последние два столетия. Все, чего он касался в своей работе, приобретало порядок и регулярность. Вот почему он стал, помимо всего прочего, еще и хорошим администратором, не понаслышке знающим все грани порученного ему дела. В частности, как алхимик он разбирался в металлургических тонкостях, а кроме того, был весьма требователен к подчиненным. В записной книжке он отмечал: «Два прокатных стана с 4 мастерами, 12 лошадей, 2 конюха, 3 резчика, 2 правильщика, 8 сортировщиков, один гвоздильщик, три закальщика, два клеймовщика, два пресса с четырнадцатью рабочими способны за день произвести более 3000 фунтов монеты». Можно быть уверенным, что он сообщал правильщикам и резчикам, какой производительности от них ждет.

Такой добросовестный и энергичный человек неминуемо должен был вступить в конфликт с начальством. Управляющим Монетным двором служил тогда Томас Нил, о котором Ньютон писал как о «погрязшем в долгах транжире, сумевшем получить свой пост благодаря малопочтенным занятиям». Нил являлся, в сущности, никчемным карьеристом, некомпетентным чиновником, использовавшим служебное положение для личного обогащения. В этом он не отличался от многих других «слуг общества» того времени. Но сам Ньютон был сделан из другого теста. Он уже сумел отыскать порядок и определенность во вселенском хаосе, что уж говорить о тесном мирке Монетного двора! И вот Ньютон стал постепенно увеличивать свои властные полномочия (как и свое жалованье), одновременно прибирая к рукам управление всеми делами, которые велись на Монетном дворе и которые выполняли тогда около пятисот рабочих. Такова была его натура: ему нравилось властвовать и командовать.

Выпуск новых монет для всей страны проходил, конечно, не очень гладко. В первые месяцы, еще до прихода Ньютона, монет не хватало, и станки работали с четырех утра до полуночи. Спустя пять месяцев после того, как он занял должность, из-под этих прессов еженедельно выходило серебряных монет общей стоимостью на 150 тысяч фунтов стерлингов. В обязанности Ньютона как хранителя входили также выслеживание и поимка частных чеканщиков и фальшивомонетчиков. По сути, он стал кем-то вроде сыщика, расследуя злодеяния «шлёпальщиков», как их тогда называли. Это была неблагодарная работа, часто ее затрудняло понятное нежелание судов полагаться на показания платных осведомителей. В одном из посланий казначейству он жаловался, что «подобное очернение и принижение моих агентов и свидетелей бросает тень и на меня, затрудняя мои действия, ибо мне приходится восстанавливать пошатнувшееся доверие ко мне». Жаловался он и на клеветнические козни «ньюгейтских стряпчих-монетчиков»[46] – тонкий намек на компанию, к которой он теперь вынужден был обращаться за профессиональной поддержкой.

Он стал образцовым сыщиком, чего вполне можно ожидать от человека, который проводил успешные изыскания в космических сферах. Он преследовал добычу неустанно и безжалостно. Вместе со своими сотрудниками он совершал налеты на жилища фальшивомонетчиков, самостоятельно допрашивал их и затем посещал в камерах Ньюгейтской тюрьмы и во всевозможных других местах. По замечанию другого чиновника, «он рассматривал все сведения, которые мы до того сжигали целыми ящиками, и посещал все суды по делам этих злоумышленников». Его служебные расходы включали траты на «таверны и наем экипажей, а также посещение тюрем и иных мест наказания чеканщиков незаконной монеты». Он вербовал агентов в одиннадцати странах, чтобы выслеживать виновных, и сам стал мировым судьей в графствах, прилегающих к Лондону, чтобы подкрепить собственные усилия.

Неудивительно, что «шлёпальщики» начали жаловаться на Ньютона; его чрезмерное рвение и упорство вызывали у них особое отвращение. Один из таких фальшивомонетчиков, как сообщалось, заявлял, что «смотритель Монетного двора ополчился на шлёпальщиков и, черт возьми, я бы давно был на свободе [вышел из Ньюгейта], кабы не он». Другой узник, попавший в сеть к Ньютону, провозглашал: «Хранитель Монетного двора – сущий мошенник, и, если бы король Яков вернулся, он бы этого мошенника точно пристрелил». На что его сокамерник отозвался: «Черт меня подери, хоть я с ним и незнаком, теперь-то я разделаюсь с этим негодяем, если только до него доберусь». Уильям Челонер, один из самых знаменитых фальшивомонетчиков, утверждал, что намерен «гнаться за старым псом хранителем до конца его жизни».

Ньютону повезло: Челонеру не суждена была долгая жизнь, три месяца спустя его «отвезли на тележке» в Тайберн[47] – там его ждал эшафот. Возможно, Ньютону доставил особое удовольствие такой исход, поскольку перед этим Челонер проинформировал парламентскую комиссию, что знает куда более подходящий метод чеканки монеты, нежели тот, что применяет Ньютон, и даже предложил, чтобы его, Челонера, назначили главным инспектором Монетного двора. Комиссия приказала Ньютону изучить методы Челонера, на что Ньютон ответил яростным отказом: это означало бы выдать фальшивомонетчику тайны Монетного двора. В конце концов Ньютон победил. Судя по всему, он преследовал этих чеканщиков так, словно они представляли опасность лично для него. Но разве можно было усомниться, что он будет решительно и последовательно выполнять любую порученную ему работу?

Трудновато представить себе автора Principia Mathematica, величайшего ученого своей эпохи, шагающим по каменным коридорам Ньюгейтской тюрьмы или выслушивающим признания осужденных на смерть (подделка монеты каралась повешением); представляется, что это картинки скорее для беллетриста, чем для биографа. Но жизнь необыкновенного человека часто бывает полна необыкновенных противоречий. А может, особых противоречий тут и нет? Образ скрытного и маниакально целеустремленного мыслителя, адепта алхимии, человека, практически не имевшего друзей, не так уж далек от образа сыщика, рьяно допрашивающего тех, кого вот-вот вздернут на виселице. И в тот и в другой период жизни Ньютона – одна и та же напряженность мысли, глубокая сосредоточенность на задаче.