Василий Балакин - Генрих IV

Екатерина Медичи устроила будущему зятю радушный прием. Карл IX принял будущего зятя с такой теплотой, что с полным основанием можно было думать, будто предстоящая свадьба знаменует собой окончание религиозных распрей. Поскольку надо было ждать, когда придет папское разрешение на брак, свадебные церемонии и празднества отложили до 17 августа. Герцоги Анжуйский и Алансонский старались не отставать от матери и брата в выражении добрых чувств по отношению к Генриху Наваррскому. И Маргарита изо всех сил старалась в этом походить на них, но у нее плохо получалось. Она с трудом скрывала огорчение и злость, охватывавшие ее от одной мысли о предстоящей свадьбе. Лишь перспектива стать королевой, пощеголять в роскошном наряде королевской невесты, проливала бальзам на ее раненое сердце — настолько она была тщеславна и самолюбива.

Вместе с тем атмосфера затишья, царившая накануне свадьбы, была обманчива и скрывала политические разногласия. Если Екатерина Медичи благосклонно относилась к конфессиональному миру, то она была весьма далека от мысли выпустить из своих рук бразды государственного правления. А причины для беспокойства были: вхождение Колиньи в Королевский совет быстро изменило соотношение политических сил. Слабый Карл IX, болезненно переносивший слишком авторитарное вмешательство своей матери, стал оказывать полное доверие адмиралу, а тот сумел быстро навязать монарху свою волю. Король публично выражал благорасположение к вождю протестантов, не скрывавшему намерений освободить его из-под влияния матери, и не стеснялся называть его своим «отцом». Вслед за Колиньи Карл IX начал одобрительно относиться к проекту военной кампании против Испании и, не дожидаясь объявления войны, отправил войско из пяти тысяч французских протестантов в католическую часть Нидерландов. Эта тайная политика, столь сильно противоречившая воле королевы-матери, полагавшей, что Франция, ослабленная гражданскими конфликтами, не может позволить себе риск внешней войны, создавала взрывоопасную ситуацию.

Таким образом, торжества по случаю бракосочетания Маргариты Валуа и Генриха Наваррского должны были проходить в весьма напряженной политической обстановке. За неделю до них, 10 августа, была отпразднована свадьба принца Конде с Марией Клевской, но для того, чтобы жениться самому, король Наваррский должен был, как мы помним, получить разрешение от папы (впервые «еретик» вступал в брак с католичкой), а оно все не приходило и не приходило. Маргарита втайне надеялась, что в разрешении будет отказано, однако Карл IX и королева-мать были намерены в любом случае довести начатое до конца. Покончив с бесполезным ожиданием, они ввели кардинала Бурбона в заблуждение, заверив его, что разрешение от папы прибудет со дня на день, поэтому нет необходимости переносить назначенные на 17 августа торжества. Если Колиньи и его сторонники горячо поддержали это решение, то у Гизов оно вызвало сильное раздражение, что, в свою очередь, лишь порадовало герцогов Анжуйского и Алансонского — такова была обстановка в Лувре накануне свадьбы, коей суждено было стать одной из самых знаменитых в мировой истории.

Пир накануне чумы

В воскресенье 17 августа начались свадебные торжества. Вечером в Большой галерее Лувра кардинал Бурбон совершил обряд обручения Генриха Наваррского и Маргариты Валуа, после чего состоялись ужин и бал. Затем по обычаю невеста в сопровождении брата, короля Карла IX, и матери отправилась во дворец епископа Парижского, где должна была провести последнюю ночь своего «девичества». На следующий день, 18 августа, Генрих Наваррский в сопровождении герцогов Анжуйского и Алансонского, принца Конде и его брата маркиза де Конти, герцогов Монпансье и Гиза отправился за невестой в епископский дворец, дабы препроводить ее в собор Парижской Богоматери через специально построенную для этого галерею, задрапированную белой тканью. За ними следовал весь двор. Хроники того времени подробно живописуют великолепие костюмов: королева-мать по этому случаю отказалась от траурного облачения, король Карл IX разрядился «точно солнце», а Генрих Наваррский, поступившись своей обычной простотой, согласился на роскошный наряд, принятый при французском дворе. Что же до невесты, то она блистала в золотом платье со шлейфом длиной в четыре локтя (180 сантиметров), и Брантом, очевидец происходившего, несколько преувеличивая, уверял, что она была подобна «небесному чуду на земле».

Поскольку раздосадованный папа так и не прислал разрешения на брак, пришлось обмануть духовенство подложным письмом французского посла в Риме. Кардинал Бурбон, проводивший церемонию венчания, действовал не столько как представитель католического духовенства, сколько в качестве близкого родственника новобрачного. Таким образом, существовали реальные основания объявить недействительным это бракосочетание, трагическое со многих точек зрения. Ввиду различия конфессий обряд венчания не мог состояться внутри одной церкви, поэтому перед собором Парижской Богоматери соорудили обширный помост, на котором собрались участники церемонии. В самый момент венчания невеста позволила себе жест неповиновения, возможно, как уверяли, чтобы дать удовлетворение самолюбию своего любовника Генриха де Гиза, стоявшего рядом с ней. Заметив колебания Маргариты, Карл IX насильно наклонил рукой голову сестры, и этот наклон был расценен кардиналом Бурбоном как знак согласия. Король Наваррский, рассеянно произнеся свое «да», проводил новобрачную на хоры, а затем удалился в открытую галерею, чтобы дожидаться окончания торжественной мессы, продолжавшейся более трех часов. По свидетельству очевидца Жака Огюста де Ту, будущего историографа Генриха IV, поведение короля Наваррского и его свиты тогда было весьма неприличным и богохульным: они громко хохотали и вели фривольные разговоры. Особенно запомнилась фраза, мимоходом брошенная адмиралом Колиньи герцогу Монморанси. «Их, — сказал он, указывая на знамена, взятые в качестве трофеев при Жарнаке и Монконтуре и служившие внутренним украшением собора, — скоро сорвут отсюда и заменят другими, на которые приятнее будет смотреть». Скорее всего, Колиньи намекал на предполагаемые трофеи, коими французов вознаградит война против Испании, однако недоброжелатели усмотрели в его словах прямую угрозу правящему дому.

Около четырех часов пополудни Генрих встретил новобрачную, выходившую из собора Парижской Богоматери по окончании мессы, поцеловал ее в присутствии королевской семьи и повел во дворец епископа, где можно было отдохнуть и слегка перекусить перед грандиозным свадебным пиром, назначенным на семь часов вечера в символической резиденции французских королей — дворце Сите. Там в большом зале был накрыт мраморный стол для представителей всех сословий Парижа, членов парламента, счетной палаты, высшего податного суда и монетного двора. После банкета был дан бал, а завершился вечер большим театрализованным представлением с участием самого короля и его братьев. В качестве интермедий исполнялись в музыкальном сопровождении стихи лучших французских поэтов. После представления молодые отправились в брачные покои, специально приготовленные для них в самом дворце.