Ульрика Кесслер - Ричард I Львиное Сердце

Различная терминология, встречающаяся в источниках, объясняется не только тем, что авторам не было знакомо тогдашнее семейное право или их довольно смутным о нем представлении, или их приверженностью той либо иной доктрине, но и тем, конечно, что таким образом они могли по своему желанию превратить помолвку в нерасторжимый брак. И это вполне понятно, ведь политическим противникам нужны толкования, на которых можно построить убедительные обвинения в адрес своего врага. Но бросается в глаза то, что Ригор и Гийом Бретонский в Chronica, а также профранцузски настроенный Гервасий для определения статуса Алисы используют термин uxor (супруга) там, где бы мы ожидали увидеть sponsa (невеста). Выражения, встречаемые у других летописцев, не позволяют провести четкую дифференциацию, однако Говден в уже цитировавшемся описании Мессинского договора недвусмысленно дает понять: между Ричардом и Филиппом возникали отношения super matrimonio contrahendo[43]. Брачное соглашение было, таким образом, лишь составлено, а значит автор однозначно считает Ричарда только женихом.

Если мы хотим выяснить, какие правовые обязательства на самом деле возникли в 1169 году в Монмерейе, придется ограничиться текстом приведенного выше договора. Сам Мессинский договор ничего не объясняет в этом отношении, а в акте о капитуляции 1189 года, как уже указывалось, нет ни единого слова о данном браке. В одном из писем Александра III 1176–1177 годов в адрес легатов, в котором по ходатайству Людовика VII он требует от Генриха II либо отослать Алису домой, либо незамедлительно женить на ней его сына, встречаем, наконец, определение, датируемое 30 апреля 1177 года, которое можно рассматривать как официальный «matrimonium complendum».[44] И Генрих должен был позаботиться о том, чтобы довести брак «до завершения», а это, как очевидно, могло означать лишь то, что он уже был «начат». Подобная постановка вопроса, которая вовсе не удивительна для Александра III, была бы правомерной лишь в том случае, если бы Ричард уже состоял в браке с Алисой, но в браке расторжимом, «matrimonium initiatum». В одном из более поздних папских посланий, а именно, в письме папы Иннокентия III, написанном в 1198 году, сказано, что Филипп упрекал Ричарда в том, что тот в свое время «бросил» Алису («sororem ipsius dimiseris»[45]), что могло в равной степени относиться как к супруге, так и к невесте. Впрочем, в 1169 году Ричард и Алиса, — ему было на ту пору двенадцать, ей — девять, — вполне могли сами взять на себя супружеские обязательства. Возможно, намеренно созданная путаница вокруг «помолвки» и «брака» и заставляли Ричарда в 1188 году буквально извиваться ужом.

Перед Ричардом встала дилемма: хотя он и не желал брать Алису в жены, ему все же необходимо было заполучить ее в свое распоряжение, хотя бы для того, чтобы помешать Иоанну жениться на ней в его отсутствие, ведь тот после смерти Генриха автоматически получил бы поддержку Франции в борьбе за английский престол. Алису нельзя было ни оставить у его отца, ни вернуть Филиппу, и уж ни в коем случае нельзя было брать ее к себе, иначе он мог оказаться с ней в нерасторжимом браке. И он нашел выход, который заключался в привлечении четвертой стороны, доверенного лица, которое к тому же было вассалом Генриха, а именно, архиепископа Руанского, под надзором которого Алиса должна была находиться ровно столько, сколько длился бы крестовый поход. Второе навязчивое желание Ричарда заключалось в том, что он, как и отец, не хотел расставаться с Вексеном. И в крестовый поход он рвался не в последнюю очередь потому, что это позволяло на какое-то время отсрочить войну с Филиппом. В этом он был единодушен с отцом. Ведь едва ли он смог бы избежать войны, открыто заявив, что не желает жениться на Алисе, да еще и не собирается уступать Иоанну Аквитанию, с тем, чтобы тот женился на Алисе и таким образом полюбовно решил вопрос о сохранении Вексена в составе анжуйского государства. Кроме того, Ричард не мог предать огласке и связь отца с Алисой. Публичное обвинение Генриха хотя и создало бы согласно каноническому праву непреодолимое препятствие для брака и явилось бы удобным предлогом, позволяющим Ричарду избежать нежеланного союза да и сделало бы его невозможным для Иоанна, но и послужило бы Филиппу прекрасным оправданием для объявления войны. Из-за того, что, благодаря Генриху, вопрос о Вексене был неразрывно связан с вопросом о наследии английского престола, Ричарду и пришлось лавировать, но не между своим отцом и Филиппом, поскольку отца он не обманывал, как мы уже успели убедиться, а между Филиппом-союзником и Филиппом-противником. Ему предстояло сделать из врага помощника в борьбе против отца, чтобы защитить общие стратегические анжуйские интересы с помощью тех, против кого они были направлены. Абсурдный альянс, в котором оказался Ричард, был результатом абсурдной политики поддержки Филиппа, которую вел перед этим Генрих в ущерб интересам собственного дома.

И в этой ситуации Ричард разрабатывает стратегию борьбы с отцом, которая в своей однозначной двусмысленности достаточно последовательна. Чтобы не создалось впечатления, будто он не хочет жениться, Ричард прибегает к тактике проволочек. Такой же была и тактика Генриха, и поэтому она не выглядит новой, но вот действия Ричарда и Генриха разительно отличались друг от друга. Если последний хотел таким образом надолго избавиться от войны, надежды на что, однако, не оправдались, то Ричард желал лишь отложить ее начало на более подходящее для него время — до возвращения из крестового похода. В отличие от Генриха, у которого решительно не было никаких оправданий политике проволочек, маневры Ричарда по отсрочке свадьбы имели под собой самые законные основания. И желание исполнить высокое религиозное призвание, пренебрегая личными интересами, и более того, подавляя в себе все плотское, могло лишь сделать честь видному полководцу крестового похода. И раз уж Алиса могла двадцать лет ожидать свадьбы, то может подождать и еще немного — ничего не попишешь. Ведь в обстановке общего ажиотажа вокруг крестового похода обычным делом для женщин стало ожидать своих мужчин. И в отличие от отца, Ричард прекрасно знал, как делать дела тихо и без лишних свидетелей, в чем мы уже успели убедиться.

Не следует, однако, игнорировать тот факт, что Ричарду это удавалось лишь потому, что Филипп умело и охотно ему подыгрывал. Но это нисколько не умаляет дипломатических способностей Ричарда. И будь он в действительности аполитичным сорвиголовой, каким его начиная с XIX века изображают историки, Ричард наверняка совершил бы массу ошибок. Подобной характеристике Ричарда мы главным образом обязаны замечаниям, которыми буквально напичканы отдельные места у Гиральда. Хотя прямо нигде не утверждается, что полководческие таланты Ричарда вредили политическим, средневековые биографы считали это самоочевидным и не вызывающим сомнений. И совершенно в духе литературного противопоставления, построенного на контрасте, рисуется чисто схематическая картина: Филипп предстает трезвым и рассудительным политиком, тогда как Ричард — импульсивным и непоследовательным воякой. Если бы это соответствовало действительности, он наверняка бы не сдержался и выступил с разоблачением связи своего отца с сестрой Филиппа хотя бы на одной из многочисленных конференций, созывавшихся в последние годы жизни Генриха, а не стал бы дожидаться наиболее благоприятного случая, каким стала встреча в Мессине. Но, будучи достаточно проницательным, в чем не должно быть никаких сомнений, он наверняка догадывался, что и Филипп видит его насквозь. И как только ему стали ясны причины, побудившие того к партнерству, он понял, что поддержку Филиппа можно получить без уступок и не прибегая к несправедливости. И если бы он не опасался, что с помощью Иоанна отец может лишить его наследства, и если бы опасность исходила лишь со стороны Филиппа, уступки и отказ от земель были бы и вовсе излишни. Да и подписанный Генрихом акт капитуляции доказывает, что Филипп и Ричард на самом деле были равноправными партнерами. И в их совместное владение как гарантия исполнения Генрихом подписанного договора перешли завоеванные территории, Леман и Тур, а после смерти последнего 6 июля 1189 года Филипп сразу же вернул Ричарду все совместно завоеванные земли. Анжуйско-французские войны, предшествовавшие борьбе с Генрихом, и поход Ричарда на Тулузу требовали теперь правового урегулирования. Мы знаем, что именно тут Ричарду удалось осуществить свое главное стремление. Как сообщает Дицето, повествуя о состоявшейся в 1180 году конференции в Бонмулене, Ричард выступил на ней против взаимного возврата завоеванных территорий и восстановления довоенного status quo из корыстных побуждений, поскольку по своей значимости Каор и К верю и не шли ни в какое сравнение с завоеваниями Филиппа в Берри. И их он сейчас уступает французскому королю — речь шла о баронствах Иссуден и Грасэ, — тогда как ему была возвращена Шатору, главная крепость Берри, и оставлены завоеванные в ходе тулузского похода 1188 года земли. От Оверни он отказался, что позволило на время крестового похода устранить старый спорный вопрос. Поскольку по акту капитуляции Генрих обязан был выплатить репарации в сумме 20000 марок, Ричард в качестве его правопреемника принял это обязательство на себя, добавив еще 4000 марок. Таким образом, и это вполне отвечало взаимным интересам, были оплачены расходы Филиппа на войну, которую тот вел в интересах Ричарда. Судя по записям в Pipe Rolls, относящимся к этому периоду, весьма вероятно, что последний действительно выплатил Филиппу указанную сумму сполна.