Андрей Ранчин - Борис и Глеб

Удивительно: оказывается, мир не кончался в Степи за Киевом! А далеко-далеко, после этой самой смерти, которая настигла людей из-за Адама, есть страна для злых — ад, и для добрых — рай. Рай на небе, а небес семь. На них ангелы — они с крыльями и поют Богу хвалу. Совсем как в той большой церкви, что рядом с дворцом и где главный — этот Анастас.

Были люди, которые попадали в этот рай до смерти — пророк Исайя. Или Агапий. Агапий рассказал, а люди записали (вырасту побольше, научусь и тоже буду писать!): в раю есть различные деревья, и цветы разные цветущие, и разнообразные плоды, каких никто никогда не видел. На деревьях тех сидели птицы в разнообразных опереньях. Перья у одних были подобны золоту, у других — багряные, у третьих — красные, у иных — синие и зеленые, и все они различными красотами и пестротами украшены. А еще другие птицы белые, как снег. И голоса у всех птиц разные, и они щебетали, сидя друг перед другом, и пели разные песни, одни — громким голосом, другие — тихим, а третьи — тонким, иные — нежным, ибо каждая птица пела согласно и в лад; песни же их и всё великолепие такие были, каких никто не слыхивал и не видывал на этом свете.

Как повезло Агапию: он ведь и самого Христа-Бога встретил! Но для этого, говорит Анастас, надо быть праведным. А для начала: родителей, няню и дядек слушать. Братьям, если обидят, не мстить. А в аду страшно. Страшнее, чем в чулане, куда братец Святополк (какой же он злой!..) как-то запер! Там (в аду, а не в чулане) протекает огненная река, там множество мужей и жен, все погружены в реку — одни до пояса, другие до подмышек, третьи по шею, а иные с головой. А в чулане тоже страшно, потому что темно. И мыши шуршат. Но мыши — это ничего. Вот сестрица Феофана, трусиха, та кричала, когда Позвизд ей в ларец мышь сунул!

В аду злых людей мучат дьяволовы слуги — черти или бесы. Черт — он очень злой. Вот няня Орина намедни говорила, отчего с началом осени воробьев меньше становится: это черт их всех собирает и засовывает в мерку, потом забирает мерку и воробьев убивает. Остаются в живых лишь те, что в мерку не поместились и оказались сверху. А я всяких птиц люблю и крупу им насыпаю!

Осенью вообще как-то скучно: дни короткие, солнце рано-ранешенько закатывается, а встает уж поздно. Холодно, дожди идут.

Ну, зимой-то, положим, еще холодней. Так холодно, что нужно мертвых предков греть. Костры для них разжигать. Анастас, правда, говорил, что всё это пустые россказни… Он еще сказал, что духов нет, ну, о которых Орина все рассказывает — в хлеву дворовой, в бане банный, в дому — домовой… Анастас, тот твердит: нету их, а вот бесы есть.

А весной-то как хорошо! Веснянки поют:

Едить весна, едитьНа золотом кони,В зеленом саяни,На сохе седючи,Сыру землю аручи,Правое рукой сеючи…

А матушка — та всё больше о своей земле рассказывала. Если сесть в лодку на Днепре да оттолкнуться от берега, то вода сама тебя понесет к морю. За тем морем и есть ее родной город. Да только прежде чем в море попасть, надобно через большие камни пройти. Они пороги называются. Один из них — «Не спи» называется. Заснешь — разобьет вода твою лодку, и потонешь. А другой — Островной праг, а по-варяжски Холмфорси. Еще есть Вьручий, кипящий то есть. А варяги говорят «Леанди» — смеющийся. А всех порогов и не упомнить! Тут надо лодку на берег вытаскивать да по сторонам глядеть зорко. Рядом живут эти злые пе-че-не-ги. Они в тех местах дедушку Святослава убили! Ну, ничего, подрасту, стану сильным, как храбрый грек Девгений, о котором мама рассказывала. Он, еще ребенок, голыми руками медведя и медведицу убил. Только медвежат жалко! Как они там одни остались…

Глеб рос, и рос мир вокруг него. Разглядывая жука-крестовика, на яркой спинке которого Бог нарисовал крестик, Глеб убеждался в совершенстве бытия, а находя мертвых высохших мух в паутине, мучился от его изъянов. Он спас маленькую собачку Чернушку, брошенную кем-то в старый обезводевший колодец — тайком, спустился за ней по веревке. Но не мог спасти и защитить других беззащитных тварей и горько плакал, когда узнал, что кто-то из злой забавы отрубил лапку пушистому котенку, а после повесил его.

Зло и добро, вечное и суетное он постигал, внимая старшему брату Борису, который любил читать жития святых. Маленький княжич сидел у его ног и слушал: «… Те, что связаны житейскими делами, и заняты своими заботами и волнениями, и живут в наслаждениях, подобны человеку, убегающему от разъяренного единорога: не в силах вынести звука рева его и рычания его страшного, человек быстро мчался, чтобы не быть съеденным. А так как он бежал быстро, то упал в глубокий ров. Падая, простер он руки и ухватился за дерево, и, крепко держась, уперевшись ногами на выступ, считал он себя уже в покое и безопасности. Взглянув вниз, увидел он двух мышей, одну белую, а другую черную, грызущих непрерывно корень дерева, за которое он держался, и уже почти сгрызших корень до конца. Взглянув в глубину рва, увидел он дракона, страшного видом и дышащего огнем, свирепо глядящего, страшно разевающего пасть и готового проглотить его. Посмотрев же на выступ, в который уперся ногами, увидел он четыре змеиных головы, выходящих из стены, о которую он опирался. Подняв глаза, увидел человек, что из ветвей дерева понемногу капает мед. Забыв и думать об окружающих его опасностях: о том, что снаружи единорог, свирепо беснуясь, стремится растерзать его; внизу злой дракон с разинутой пастью готов проглотить его; дерево, за которое он держится, готово упасть, а ноги стоят на скользком и непрочном основании, — забыв об этих столь великих напастях, предался он наслаждению этим горьким медом».

«Какой же этот человек глупый! — подумалось Глебу. — Свалился в яму, как давеча пьяный кузнец Гюрята…» Борис перевернул тяжелый, пряно пахнущий кожаный лист и продолжил читать: «Это подобие тех людей, которые поддались обману земной жизни. Эту истину о прельщающихся этим миром изложу тебе, смысл этого подобия сейчас расскажу тебе. Ибо единорог — это образ смерти, вечно преследующей род Адама и наконец пожирающей его. Ров же — это весь мир, полный всяких злых и смертоносных сетей. Дерево, непрерывно подгрызаемое двумя мышами, — это путь, который совершаем, ибо пока каждый живет, поглощается и гибнет сменой часов дня и ночи, и усекновение корня приближается. Четыре же змеиных головы — это ничтожные и непрочные стихии, из которых составлено человеческое тело; если они приходят в беспорядок и расстройство, то разрушается телесный состав. А огнедышащий и беспощадный дракон изображает страшное адово чрево, готовое пожрать тех, кто предпочитает наслаждения сегодняшней жизни благам будущей. Капля меда изображает сладость удовольствий этого мира, которыми он зло прельщает любящих его, и они перестают заботиться о спасении своем…»