Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

Футуриет – наркому

В конце 1918 года власти Украины объявили о закрытии Киевского университета. В знак протеста студенты вышли на демонстрацию, в которой принял участие и студент физико-математического факультета Борис Бажанов. Потом он написал:

«Прибывший на грузовиках отряд „державной варты“ (государственной полиции) спешился, выстроился и без малейшего предупреждения открыл по демонстрации стрельбу. Надо сказать, что при виде винтовок толпа бросилась врассыпную. Против винтовок осталось три-четыре десятка человек, которые считали ниже своего достоинства бежать, как зайцы, при одном виде полиции. Эти оставшиеся были или убиты (человек двадцать) или ранены (тоже человек двадцать). Я был в числе раненых. Пуля попала в челюсть, но скользнула по ней, и я отделался двумя-тремя неделями госпиталя».

Чтобы окончательно прийти в себя, Бажанов вернулся в свой родной город Могилёв Подольской губернии.

А в Петрограде в это время начал выходить журнал «Искусство Коммуны», всеми делами в котором заправляла команда в составе искусствоведа Николая Николаевича Пунина («комиссара Лунина»), художника Натана Исаевича Альтмана и хорошо знакомого нам Осипа Максимовича Брика.

7 декабря в первом номере журнала вместо передовицы было напечатано стихотворение Маяковского «Приказ по армии искусства», в котором звучал призыв:

«Книгой времени / тысячелистойреволюции дни не воспеты.На улицы, футуристы,барабанщики и поэты!»

На улицы деятели искусств призывались для того, чтобы, воплощая дореволюционный футуристический лозунг, сокрушить всё «старьё», то есть всё то, что было когда-то создано и построено ныне одряхлевшими старцами Мафусаилами:

«Канителят стариков бригадыканитель одну и ту ж.Товарищи! / На баррикады! —баррикады сердец и душ…Паровоз починить мало —накрутил колёс и утёк.Если песнь не громит вокзала,то к чему переменный ток?»

А газета «Известия» в это же время напечатала очерк Ларисы Рейснер «В Петроградской чрезвычайке (Весёлая история)», рассказывавший о чудовищном беспределе, который творили чекисты Петрограда.

15 декабря «Искусство Коммуны» напечатало ещё одно стихотворение Маяковского – «Радоваться рано»:

«Белогвардейца / найдёте – и к стенке.А Рафаэля забыли? / Забыли Растрелли вы?Время / пулям / по стенке музеев тренькать.Стодюймовками глоток старьё расстреливай!..Выстроили пушки на опушке,глухи к белогвардейской ласке.А почему не атакован Пушкин?А прочие / генералы классики?Старьё охраняем искусства именем. / Илизуб революции ступился о короны?Скорее! / Дым развейте над Зимним —фабрики макаронной!»

Явно обрадованный тем, что никто не заметил заложенного в «Мистерию-буфф» антибольшевизма, Маяковский вновь повторял строки из «Пощёчины общественному вкусу». Он с дерзкой ехидцей упрекал советскую власть в том, что она не сделала чего-то очень важного, и скрупулёзно перечислял всё то, что ею упущено.

Поэта-футуриста неожиданно поддержал любимец Зиновьева поэт Василий Князев, опубликовав стихотворение, в котором было восклицание:

«Будь ты проклята культура буржуазных пауков!»

Луначарский, конечно же, не выдержал. И 29 декабря опубликовал в том же журнале «Искусство Коммуны» гневную статью «Ложка противоядия». Маяковский, который говорил, что никогда не видел Анатолия Васильевича кричащим, должен был признать, что увидел строки, написанные наркомом, «взорвавшимся» от возмущения и негодования.

Луначарский писал:

«Я понимаю, что уродство самовосхваления и оплёвывание высоких алтарей, что беготня с осиновым колом между могилами великанов – могли произойти оттого, что слишком долго запирали молодой талант. Но всему есть мера. Если Маяковский будет продолжать тысячу раз голосить одно и то же, а именно: хвалить себя и ругать других, то пусть он мне поверит: кроме отвращения он ничего к себе не возбудит!»

Это был сильный удар по самолюбию самовлюблённого футуриста, надеявшегося, что большевики признают его.

Так как «Искусство Коммуны» выпускали соратники Маяковского, они ознакомили его с письмом Луначарского сразу же, как оно поступило в редакцию. И поэт сочинил стихотворный ответ под названием «Той стороне». Он был напечатан в том же номере журнала – сразу же вслед за статьёй наркома. Обратим внимание, что уже в самом названии Маяковский поставил себя и Луначарского по разные стороны баррикады! Поэт не спешил признавать правоту наркома, он продолжал отстаивать старые футуристические позиции, не желая подчиняться никаким «фельдфебельским» приказам:

«Мы / не вопль гениальничанья – / „всё дозволено“,мы не призыв к ножовой расправе,мы / просто / не ждём фельдфебельского / «вольно!»,чтоб спину искусства размять, расправить…А мы – / не Корнеля с каким-то Расином —отца, – / предложи на старьё меняться, —мы / и его / обольём керосиноми в улицы пустим – / для иллюминаций…Мы / не подносим – / "Готово! / На блюде!Хлебайте сладкое с ложицы!"Клич футуриста: / были б люди —искусство приложится».

Жизнь продолжается

Юрий Анненков обратил внимание на то, что Маяковский спорил тогда не только с наркомом Луначарским:

«Не так, товарищ! – обращался Блок к Маяковскому, ещё воспевавшему в те годы разрушение. – Не меньше, чем вы, я ненавижу Зимний дворец и музеи (?). Но разрушение так же старо, как строительство, и так же традиционно, как оно. Разрушая постылое, мы так же скучаем и зеваем, как тогда, когда смотрели на эту постройку. Зуб истории гораздо ядовитее, чем вы думаете, проклятья времени не избыть. Ваш крик – всё ещё крик боли, а не радости. Разрушая, мы всё те же рабы старого мира; нарушение традиции – та же традиция».

18 декабря 1918 года по требованию Феликса Дзержинского бюро ЦК РКП(б) приняло постановление, запрещавшее критиковать ВЧК в печати. Такой была реакция большевиков на очерк Ларисы Рейснер «В Петроградской чрезвычайке». Но этот запрет не очень её огорчил – 20 декабря она была назначена комиссаром Морского Генерального штаба (сокращённо – «когенмором»). Кроме Ларисы в штабе работали специалисты, сплошь состоявшие из бывших морских офицеров.