Джон Литтл - Брюс Ли. Путь воина

В западном мире ближайшей философской системой к философии Дао была гипотеза Абсолютного, выдвинутая Георгом Вильгельмом Фридрихом Гегелем (1770–1831). Абсолютное является итогом всех вещей в их развитии. Гегель постулировал Бога как Причину, а Причину — как сеть и структуру естественного закона, в пределах которого растет и развивается жизнь или дух. Эту концепцию на Западе в действительности ранее высказал Барух Спиноза (1632–1677) в своем утверждении, что вся реальная действительность — не что иное, как единая субстанция, которую он называл «Deus sive Natura» (Бог, или Природа), некая форма, если хотите, космического Дао. В соответствии с философией Брюса Ли, именно в аналогичном космическом Дао соединяются все законы природы, чтобы создать почти спинозовскую субстанцию реальной действительности. В ней находят свое место все естественные формы и виды, в ней встречаются все очевидные несоответствия и противоречия; именно в Абсолютном все частности сводятся в одну огромную взаимозависимую сеть гегелианского единства.

В грандиозной схеме взаимоотношений нет ничего столь неизбежного — и столь близкого, — как жизнь и смерть. Эти два взаимных дополнения являются крайними антиподами инь — ян, а это означает, что они лишь на волосок отстоят друг от друга. Старение и смерть — это путь вещей, естественный путь. Уход до наступления старости — любой уход — это трагедия, цветок, срезанный до того, как он зацветет. Если не считать несчастный случай, смерть предназначается старости, в результате чего юность и смерть встречаются, когда проходят по улице. В самом деле, жизнь питает смерть, и продолжение жизни утверждается за счет постоянного рождения и смерти отдельных клеток.

Незадолго до того как эта книга пошла в печать, умер мой отец. Ему было восемьдесят пять, так что умер он «от старости». Его смерть побудила меня приостановить работу и задуматься над тем, что же такое старость в ее взаимосвязи с жизненным циклом. Мне пришло в голову, как, должно быть, раньше Брюсу Ли, что, как только мы поймем природу этой взаимосвязи, мы почувствуем, что стало меньше оснований для горя. Как говорил Уилл Дюран, который, между прочим, был любимым философом моего отца,

«В своей основе старость — это состояние плоти, протоплазмы, которая неизбежно находит предел своей жизни. Это отвердевание артерий и классификации понятий, замедление мышления и крови; человек стар настолько, насколько стары его артерии, и молод настолько, насколько молоды его мысли.

Способность усваивать новые знания ухудшается с каждым десятилетием нашей жизни, как будто ассоциативные нити мозга собраны и перекрыты жесткими структурами. Новому материалу больше нет места, и недавние впечатления стираются так же быстро, как обещания политика и память общества. По мере того как распад продолжается, нити и связи теряются, координация подводит; старый человек впадает в обстоятельность и теряет стержень разговора.

Далее, подобно тому как ребенок растет тем быстрее, чем он меньше, так и старик старится быстрее с каждым днем. И так же, как ребенок защищен нечувствительностью в момент прихода в этот мир, старость облегчается апатией чувств и воли, потому что природа медленно ввергает человека в состояние общей анестезии, прежде чем она позволит косе времени завершить свою самую главную операцию… По мере того как уменьшается интенсивность ощущений, стирается чувство жизненного начала; желание жить уступает место безразличию и терпеливому ожиданию; страх смерти странным образом перемешивается с желанием отдохнуть. Возможно, именно тогда, если человек жил хорошо, если он познал настоящий смысл любви, соки и зрелость опыта, он может умереть с определенным чувством удовлетворения».

Так говорил о старости Уилл Дюран в 1929 г. Брюс Ли в сценарии, созданном совместно со Стирлингом Силифантом и Джеймсом Кобурном, изобразил главного героя, мастера боевых искусств по имени Корд, который должен был встретиться с воплощением смерти — это входило в три испытания на пути к достижению мастерства во владении самим собой. В секунды, предшествующие этой встрече, Корд говорит самому себе о принятии смерти и почти дюрановском «безразличии» по отношению к ней:

Конечно, ты здесь. Смерть всегда здесь. Так почему я боялся? Твой прыжок молниеносен. Твои когти остры и беспощадны. Что ты можешь взять у меня, что еще не принадлежит тебе?.. Все, что я сделал до настоящего момента, бесплодно. Все это не привело ни к чему. Нет другой дороги, кроме той, что ни к чему не ведет, — и теперь передо мной только один реальный факт — смерть. Истина, которую я все время искал, эта истина — смерть. И все же смерть тоже ищет. Всегда ищет меня. Так что мы наконец встретились. И я готов. Я пребываю в мире. Потому что я побеждаю смерть с помощью смерти.

Иными словами, утрачивая желание вцепиться в жизнь из страха смерти, мы тем самым освобождаемся от страха смерти. То есть если вы можете добиться того душевного состояния, при котором вы признаете, что ничто не привязывает вас к этой земле или к этой жизни, тогда вам нечего терять, ибо если вы не имеете привязанностей в этом мире, то ничто не побуждает вас жить из страха что-то потерять. Как только вы приняли этот подход, вы освободились, чтобы продолжать жить с несвязанным умом.

Немецкий поэт Иоганн Вольфганг Гете (1749–1832) однажды описал это явление в стихотворении «Selige Sehnsucht» («Экстаз и любовь») из сборника лирических стихов «Западно-восточный диван»:

Und solang du das nicht hast,Dieses: Stirb und werde!Bist du nur ein truber GastAuf der dunklen Erde.

(И до тех пор, пока у тебя нет знания этого приказа: Умри и стань! —Ты будешь всего лишь печальным гостем на темной земле.)

Как говорится в буддийском стихотворении, написанном в Китае несколько веков назад Бунаном,

Пока живешь,Будь мертвецом Совершенно мертвым —И живи так, как хочется,И все будет хорошо.

В результате такого понимания вы достигаете отречения от самосознания, или эго, и через это освобождаетесь от всего, что преграждает путь естественному ходу вещей. Как только преграда снята, мы можем встретить жизнь не только с лучшим пониманием ее деяний, но также со способностью наслаждаться ею и отвечать на каждое ее движение с новым ощущением ее ценности. В другом сценарии, над которым Ли работал в сотрудничестве с Сили-фантом, герой произносит следующие слова: