Василий Новицкий - Из воспоминаний жандарма

Это время преступной пропаганды среди мастеровых и фабричных и заводских рабочих, что было летом 1873 г., в среде пропагандистов того времени известно «за золотой век пропаганды». Брошюра «Слова верующего к народу» Кравчинским в десятках тысяч экземпляров раздавалась рабочим, которые собирались в толпы около «Киновея» вблизи Петербурга и были сближены настолько между собою, что выражали открыто готовность идти на баррикады в столицу.

Упомянутый Кравчинский Сергей, — отставной офицер артиллерии, убийца шефа жандармов Мезенцова 4 августа 1878 г. в С.-Петербурге, откуда бежал за границу, где был сотрудником иностранных газет; в последние годы своей жизни проживал в Лондоне, где 10 декабря 1895 г. был убит маневрировавшим железнодорожным поездом при проходе через рельсы запасных путей. Кравчинский, один из видных, энергичных политических деятелей, состоявший в близкой дружбе с отст. офицером артиллерии Рогачевым[99], о жене которого Вере Павловне Рогачевой упомянуто выше. Кравчинский и Рогачев вели совместно пропаганду среди крестьян и рабочих сначала в Тверской губернии, где они и были задержаны лесопильщиками и переданы в руки сельских властей, которые для препровождения их к местному становому приставу вручили под конвой двух сельчан, от коих они и бежали. Рогачев выдавался необычайною физическою силою, равняющеюся с воловьею. Задержан он был в 1883 году на Волге среди бурлаков, между которыми он вел пропаганду; в 1884 г. Рогачев казнен[100]. Один из привлеченных рассказывал мне, что Рогачев, находясь еще на свободе, в г. Саратове, по прибытии жандармов на обыск квартиры, в которой он находился, избег задержания, выскочив из окна квартиры во двор, где спрятался, погрузившись в ретирадное место; а после ухода жандармов из дома, вышел на глазах хозяина дома босой из ретирада, пробежал двор и, оторвав калитку с замком и железными засовами, бежал, скрывшись в городе у сообщников; причем Рогачев был не только без сапог, но даже без платья и белья, которые были испачканы нечистотами.

В таком же неведении, как Никифораки, оставалось все русское общество относительно пропаганды, через что являлось открытое порицание действий лиц, преследовавших пропагаторов как государственных преступников, что усиливало дух и веру в свое предприятие со стороны пропагандистов, принимавших неведение об их действиях общества за сочувствие последнего. Это, главным образом, до 1879 года, происходило оттого, что общество не было путем печати вовсе ознакомлено с делом пропаганды и ходом дел на суде; в газетах и журналах появлялись отдельные отрывки дел, политические процессы печатались настолько в сжатом виде, что факты почти извращались, а неполнота в глазах некомпетентных лиц отражалась неприданием делу не только политического, государственного значения, но даже уголовного характера. Вот почему общество так долго не откликалось на вызов правительства к солидарным действиям для пресечения злодейств. По нашему мнению политические процессы не должны были обрезываться для печати, стенографические отчеты обязательно должны целиком, без всяких пропусков, быть печатаны для всеобщего сведения. До 1879 года жандармские чины вынесли массу незаслуженных нареканий со стороны общества; сколько нужно было иметь нравственных сил, мужества, преданности делу правительства, чтобы бороться против общественного мнения вообще, печати в особенности. Приговор особого присутствия правительствующего сената для суждения дел о государственных преступлениях, состоявшийся октября 18 — января 23 1877/78 года, по делу о революционной пропаганде в империи, внес еще более в интеллигентный класс убеждение о привлечении к делу в качестве лиц обвиняемых — ни в чем неповинной молодежи, из которой некоторые лица содержались под стражей продолжительное время. Это обвинение всецело обрушилось на жандармский корпус, тогда как дознания по означенному делу были сданы в мае 1875 года в министерство юстиции, следовательно все действия жандармов были закончены с момента передачи дел министерству юстиции, которое и задержало дело производством предварительного следствия и постановкою его на суд. По обширности и сложности дела некоторые из обвиняемых, несмотря на их выдававшуюся преступную деятельность, доказанную фактически дознаниями, были оправданы сенатом и, возвратясь в места постоянного их жительства, открыто даже заявляли властям о продолжении ими начатого дела.

Все эти обстоятельства, вместе взятые, а также в виду особой склонности русского общества принимать государственных преступников за людей, протестующих против правительственного насилия во имя обеспечения прав личности, — имели громадное влияние на поднятие духа, мужества в деятелях социально-революционной среды. Общество долго не признавало русских революционных деятелей за людей глубокой нравственной испорченности, тогда как дела о них свидетельствовали о полнейшем неуважении личных прав человека и о полнейшем забвении чувства собственного достоинства, выражавшихся в убийствах товарищей, лишь заподозренных, в обмане отцов, соблазне девиц, ограблении, воровстве и обмане целых обществ неразвитых людей, под видом политических целей, тогда как они были предпринимаемы из личных видов и выгод, для улучшения собственного материального положения и средств. Это направление революционных деятелей, ворвавшихся в народную жизнь, к сожалению сказать, практичнее и скорее было понято народом, нежели интеллигентным классом. Общество долго не сознавало, что борьба с социалистами была поднята правительством за общество, так как социалисты требовали не политического, а экономического переворота в начале.

X

Революционное движение в 70-х годах в Киеве

Охарактеризовав вкратце общий ход социально-революционного движения в России вообще, я перейду к явлениям по этой части собственно в г. Киеве, который сделался питомником пропаганды, притоком и школою, из которой выходили убийцы, не только для г. Киева подготовлявшиеся, но и для других мест России, где нужно было осуществить злодейские замыслы. Киевская революционная партия первая проложила дорогу к убийствам, с политическими целями совершенным, и ни одного убийства и покушения на убийство не произошло в России, где бы киевские революционеры не были участниками.

Образованию в г. Киеве центра революционной деятельности социально-революционного движения и усилению их послужили следующие причины, давшие полную возможность не только сгруппироваться агитаторам движения, — но и сплотиться между собою в самой сильной степени в половине 1878 года: